Книга Кокон - Андрей Посняков

О том, что случилось с районом, по общему согласию, беглецы не рассказывали, да Санек и не спрашивал, больше интересуясь охотой… А когда узнал, что Петрович может собрать самогонный аппарат, то тут уж радости его поистине не было предела!

— Да, Петрович, дорогой мой, что ж ты раньше молчал-то, а? У нас же тут целая слесарня… да я по технике не мастер… Бидон? Конечно, найдем, и трубку для змеевика надыбаем — на чердаке, сам же видел, всякого хламу много.

И вот наконец настал этот день… Поистине праздничный! Весна уже была в самом разгаре, сугробы съеживались прямо на глазах, на полянах, на склонах холма появились проталины, прилетели грачи, жаворонки… Красота! Эх, если б еще голубое небо и яркое сияющее солнце, а не этот туманный желтоватый мячик!

Брагу приготовили заранее — из турнепса. Олеся хмыкала и советовала «для пикантности» добавить навозу, на что мужики отвечали дружным угрюмым молчанием — не бабское это дело, в столь серьезные вопросы мешаться!

— Мы вот, помнится, в армии из томатной пасты гнали, — радостно потирая руки, делился воспоминаниями Санек. — А бывало, из «Помарина».

— Из чего? — недоумевала Олеся.

— Паста такая была зубная, болгарская. А еще можно было гуталин на хлебец тонким слоем намазать…

— И что?! Есть?!

— Да не есть, экая ты непонятливая девчонка-то! Гуталин потом счистить, и хлебец этот — на бражку самое то!

И вот уже запалили газовую плитку. Поставили бидон, сверкающий в лучах туманного солнышка, пробивавшихся сквозь распахнутую форточку. Осторожно приладили змеевик, конденсатор…

И пошел, пошел процесс-то! Заскворчало, зажурчало, закапало! А запах-то какой, черт побери с кочерыжкою, а запах!

Запах тополиный и сиреневый

над Москвою майскою поплыл, —

принюхиваясь, с выражением продекламировал Санек.

Встретились весною дети с Лениным,

Ленин с ними долго говорил.

Надо, чтоб росли вы коммунистами,

И тогда нам бури нипочем,

Радовалось солнышко лучистое,

Слушая беседу с Ильичом!

— Вот это да!!! — Максим в восторге хлопнул себя по коленкам. — Да ты, Санек, прямо чтец-декламатор… Только вот взгляды у тебя — определенно «левые». Ты б еще про Троцкого стихи прочитал!

— Или про Берию! — засмеялся инженер.

— А что? Могу и про Берию! — приосанился чтец:

Сегодня праздник у ребят,

Ликует пионерия.

Сегодня в гости к нам придет

Лаврентий Палыч Берия!

Согнувшись на топчане, Олеся уже не смеялась, а тихо скулила…

Тихомиров даже растревожился, оторвался на секунду от аппарата, заглянул в комнату:

— Ты как тут?

— У-у-у… умрешь тут с вами от смеха!

— Ты погоди сейчас умирать, надо еще выпить! Ты, чем валяться, на стол бы собрала, все равно уж работать сегодня не будем.

И вот уже наладили стол — картошечка с тушенкой, соленые огурчики, грибки маринованные, хлебушек — вчера только испекли… Стаканы граненые наполнили… Слеза! Слеза!

— Ну… — Утерев слезы счастья, Санек поднял стакан. — За то, чтобы все!

— Поехали!

Выпили… умм… закусили…

Олеся закашлялась, и Максим, постукав ее ладонью по спине, посоветовал:

— Ты в два горла-то не пей, а то остальным не хватит.

Девушка снова принялась хохотать.

Налили по второй, по третьей…

— Эх, — радовался Санек. — Хорошо, я турнепс свиньям не скормил. А ведь собирался!

— Не было б турнепса — из навоза бы нагнали.

— Или из зубной пасты.

— Из всего можно гнать, был бы аппарат только. Эх, Петрович, светлая у тебя голова! За тебя сейчас и выпьем… Ну, за инженера!

— За инженера! Ура, товарищи, ура!

* * *

А потом Максим вышел на крыльцо подышать воздухом. Несмотря на желтое туманное небо, солнышко все же уже припекало вполне ощутимо, и оттого на душе было как-то радостно. Не от самогона радостно — от солнца, от весны, от надежд…

— Природой любуешься? — Олеся выбралась на улицу в сапогах и с ведрами. — Пойдем молочка принесем, да поросятам пора задать корму…

— Пойдем…

Перехватив ведра, молодой человек зашагал позади, невольно любуясь ладной девичьей фигуркой в зеленой, в обтяжку, кофточке и мешковатых камуфляжных брюках — других на ферме не нашлось.

— Слышь, Олеся, постой…

Они остановились у дальней стены коровника, на солнышке, ох как припекало!

— Жарко как… — Макс поставил ведра и лукаво подмигнул девушке. — Ну, что? Пока никто не видит…

— Ой, Максим…

— Ты еще скажи, что не хочется!

— Да хочется, но, ведь коровы…

— Подождут коровы, и поросята тоже подождут… Ну…

Обняв Олесю, Максим быстро снял с нее кофточку, стащил майку и, ласково погладив упругую, налившуюся любовным соком грудь, впился губами в соски, одновременно стягивая с девчонки брюки…

Они занялись любовью здесь же, прижавшись к нагретой солнцем стене коровника. Олеся стонала, томно закатывая глаза, и обнимала Макса с такой силой, что было непонятно — кто тут вообще больше хотел-то?

Даже ведра перевернули, а потом посмеялись да пошли в коровник. Шесть дойных коров было в стаде, плюс стельная телочка да два нетеля…

Задав коровенкам корму, Тихомиров уже собирался выйти — помочь Олесе раскидать на поле навоз, небольшую кучу… Но что-то задержало молодого человека на пороге, складывалось почему-то такое впечатление, будто здесь, в коровнике, чего-то не хватает. А чего здесь могло не хватать? Доильные аппараты на месте, электропоилка тоже… Максим пересчитал и тут же хмыкнул — да кому здесь воровать-то? Кругом один лес, людей поблизости вообще нет. Ну, если только охотник какой забрел, так как он аппарат унесет-то? Да и зачем он ему, спрашивается?

— Максим, ты долго там? — Олеся заглянула с улицы в распахнутые настежь ворота… Заглянула и застыла как вкопанная.

— Макс, а нетель-то вторая — где?

— Какая еще нетель?

— Ну та, рыжеватая такая телочка, Ленка. Манька — вон, сено жует, а Ленки нету!

Тихомиров глянул и обомлел — ну точно! Не было нетели! Свели!

— А ну, пойдем-ка посмотрим!

Макс и Олеся тут же обежали вокруг коровника, но следов коровьих копыт не нашли.

— Может, ее там, по насту, свели? — девушка показала рукой на слежавшийся снег, тянувшийся серым языком до самого леса.

— Может. — Пожав плечами, Максим быстро зашагал по насту, пристально глядя под ноги… Нет, отпечатков копыт не было!