Книга Боги и касты языческой Руси. Тайны Киевского Пятибожия - Лев Прозоров

Стригольники, похоже, были противниками церкви, если можно так выразиться, с другой стороны — не от «рационального» начётничества и буквоедства протестантов, выступавших против того, что они, зачастую справедливо, называли пережитками Язычества в церкви (культ икон, святых, клир, обрядность), а как раз от этих самых Языческих пережитков. Но были ли они последними жрецами Стрибога? Вряд ли.

Связь между Стрибогом и стригольниками была — но связь опосредованная. Для того чтоб в связи этой разобраться, надо сперва понять, откуда вообще взялось название «стригольники». Исследователи предложили целый ряд обоснований.

По первому речь шла о ремесле главного стригольника, Карпа, якобы не то цирюльника, не то суконщика. Эта версия до недавнего времени ходила в самых почтенных, ибо замечательно укладывалась в марксистские схемы сведения любой ереси к борьбе трудового люда, как правило городской бедноты, со злыми церковными феодалами.

Вторая версия состояла в обряде посвящения в секту, связанного-де с каким-то пострижением. Нет, возражала третья версия, речь как раз о расстрижении Карпа. Все эти версии грешат одним и тем же недостатком: отсутствием опоры на источники.

Не найдено ни одного источника, где расстригу, цирюльника или суконщика называли бы стригольником (а ведь это, согласитесь, читатель, не такие уж редкие породы людей, чтоб про них более нигде и никак не упоминалось). Ровным счётом ничего не говорят обличители стригольничества о таинственных постригах — а уж всяческая обрядность нечестивых еретиков была в сочинениях ересеборцев любимой темой.

А уж если её можно было рассматривать как издевательское подражание церковному ритуалу, как это, несомненно, и было бы, практикуй стригольники постриги — тем более. Но современный российский исследователь А.И. Алексеев предлагает другую разгадку.

Корень слова «стригольники» он видит в слове «стрига» или «стрыга». Человеку конца XIV — начала XV века это слово было отлично знакомо. Стригой называли вампира, оборотня, пьющего кровь детей, вредящего посевам, летающего на буйных ветрах (!).

Про стриг писали ещё древние римляне, продолжала в них верить и православная Византия. Знала стриг средневековая Европа. В начале XII века венгерский король Коломан особой статьёй законов рассматривает веру в стриг как Языческий пережиток.

Позднее, в эпоху ведьмовских процессов (охоту на ведьм считают чуть ли не фирменным знаком «мрачного Средневековья», но её разгар относится скорее как раз к пресловутому Возрождению — и угасает где-то на пороге эпохи Просвещения) стриги часто упоминались на процессах. Кого-то обвиняли в знакомстве с мерзкими чудищами, кого-то — в том, что он (чаще — она) на самом деле и был (была) стригой.

В Польше знали и мужской род этой нечисти — стрыгаев. Инквизиторы часто говорили о «ереси (!) стриг». Очевидно, новгородские стригольники и были банальными колдунами — тех, кого позднее стали именовать шишками, врагунами, чертознаями, чертистыми.

Принцип был тот же — название колдуна выводили от нечисти, с которой он спознался. Оттого и расправились новгородцы со стригольниками — среди которых, кстати, были и христианские священники, и диаконы![54]— не так, как христиане казнили еретиков, не сожгли их в срубе, как сто лет спустя поступили с вожаками «жидовствующих».

Им разбили головы «перуновыми» палицами и скинули в Волхов. Собственно, судьба бедолаг, судя по всему, попросту перегнувших палку в запугивании сограждан собственным «могуществом», мне не особенно интересна. Видимо, им вменили в вину разразившуюся в крае, судя по сообщениям летописей, засуху.

Мне интереснее те существа, по связи с которыми стригольники получили своё имя. Вера во вредящих посевам стриг была не чужда и Руси. По-видимому, речь шла об общеиндоевропейском демоне — как практически всем индоевропейцам знакома мора или мара, ночная душительница. Также дело обстояло, по всей видимости, и со стригами.

Даже в тихой Костромской губернии, далёкой от каких бы то ни было римских влияний, засвидетельствована вера в существо с таким названием, вредящее посевам. Именно стригам приписывались полосы и круги повреждённого хлеба на полях — то, что сейчас стало модно приписывать инопланетянам. Близ Великого Устюга протекает речка Стрига, Стригой звался в миру князь Иван Васильевич Оболенский (вряд ли за хороший характер).

А теперь вдумаемся — стриги, кровожадные твари, вредящие посевам. Перемещение в вихре и буре сближает их со Стрибогом. И вспомним, читатель, о чём мы с Вами говорили в прошлой главе, о причинах, по которым для воина был запретен сельскохозяйственный труд.

Уж не натолкнулись ли мы на название тех самых тварей, что вились за плечами воинов, по призванию родовому душегубов, проливателей своей и чужой крови, грозя урожаю и благополучию общины? Очень похоже на то.

Кстати, одно из имен Рудры — Бхутупата — обозначает «Владыка Упырей». Шаманы и жрецы отпускали длинные волосы, чтобы духам, сопровождающим их, было за что держаться. Люди культов, сторонившихся подобных существ — буддисты, кришнаиты — головы брили.

Уж не для того ли брили головы воины-славяне, чтоб не предоставлять лишних удобств вьющимся вокруг них стригам? Впрочем, не всё тут однозначно сводится к мистике.

Просто достаточно представить катящуюся по колосящимся нивам разудалую охоту какого-нибудь «удалого Чурилы Пленковича» с дружиной — помнится, М.М. Плисецкий, советский исследователь былинного эпоса, как и положенно советскому учёному, страстный и безусловный сторонник «народного» его происхождения, искренне недоумевал, как могла «в крестьянской среде» родиться былина, так весело и без особого осуждения описывающая разорительные для крестьян «забавы» знатных удальцов.

А я вот думаю, что как раз в глазах селянина-общинника такое зрелище было сравнимо и со свирепой, с ливнем и градом, непогодой, и с налётом губительных для посевов кровопийц-стриг. Нет, я не собираюсь посягать на лавры Мартынова, доказывая, что как раз Стрибог — «злой» Бог. Собственно, невозможно по самому смыслу слова представить себе «злого Бога», будь то Даждьбог, Стрибог или хотя бы Чернобог балтийских славян- варягов. Определение «Бог» уже противоречит тому, что этого персонажа воспринимали как злого и вредоносного.

Не называли же Богами индийских демонов-асуров, не называл Заратустра Богом владыку зла Ангро Манью. «Злые боги» — персонажи дурного фэнтези, авторы которого не понимают человеческой психологии. Ведь даже сатанисты надеются, что их жуткий кумир как раз к ним-то и будет добр, что он-то и есть подлинный благодетель.