Книга Мой Демон - Михаил Болле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И теперь у меня перед глазами всю жизнь будет лежать в снегу окровавленное тело этого несчастного ревнивца!
– Не преувеличивайте, Жорж, – коварно усмехнулся Демон, – любые воспоминания рано или поздно тускнеют и блекнут. Кроме того, выстрели Пушкин первым – и о вас бы впоследствии никто не вспомнил!
– О боже! Неужели вам неизвестно, что в России убийство поэта равносильно богоубийству. Уж лучше быть забытым, чем проклятым!
– Об этом не вам судить! – строго заметил Демон. – Кроме того, в вашей дальнейшей жизни все сложится прекрасно. Более того – ваше имя навсегда окажется вписанным в историю величайшей на свете культуры! Да и потом, сбылась ваша мечта – вам удалось осчастливить Наталью Николаевну.
– Каким образом?
– Вы избавили ее от преждевременной смерти в нищете, после рождения очередного ребенка от сумасброда Пушкина. Своим выстрелом вы принудили императора издать этот указ. – С этими словами Демон передал Дантесу записку следующего содержания:
«1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочерям по замужество. 4. Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание каждого по вступление на службу. 5. Сочинения издать за казенный счет в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10 т. Император Николай».
Когда Дантес закончил чтение и поднял глаза, то снова встретился с взглядом Демона, которого никто не мог выдержать, не испытав при этом леденящего страха. И в который уже раз он поразился дьявольской алчности. Причем это была не просто алчность, не просто жадность до чужих душ, а некий особый смысл, некое обещание покровительства за любое преступление, связанное с самыми великими грехами.
– Одним словом, довольны остались все, – продолжал Демон, – а вот я… О, моя участь намного более печальна! Брошенный Пушкиным, которому я служил всю его жизнь, кому я теперь буду нужен! И даже имя обезглавят, не спросив поэта!
Не слушая стенаний Демона, Дантес размышлял о поджидавшем его в загробном мире судилище, а затем стал пристально всматриваться в висящее над алтарем распятие. Ему вдруг показалось, что в ушах его раздается чей-то искусительно-предательский женский шепот:
– Избавь его от мучений – и будешь вознагражден!
Дантес сделал последний глоток и выронил на пол мгновенно разбившуюся бутылку. Затем вскочил на ноги и, не обращая внимания на протесты Демона, выхватил из-под плаща пистолет, выстрелив в распятого на кресте Христа. Тот скорчился от боли и через мгновение мучительно умер, причем его увитое терновым венцом чело внезапно напомнило Дантесу облик Пушкина.
Под сводами храма послышался громогласный хохот и раздался торжествующий возглас:
– Теперь уже он не вознесется!
В ужасе зажав уши руками, Дантес бросился прочь, путаясь в подоле шелкового платья цвета темного меда. А Демон смотрел ему вслед и, судя по уголкам прищуренных глаз, невесело улыбался.
Санкт-Петербург, Ковенский переулок, 2004 год
– Чего ты орешь, котик? – лениво поинтересовалась Надежда, просыпаясь рядом с Никитой. – Приснилось что-нибудь ужасное? Тогда расскажи своей Монро, своей развратной потаскушке, и успокойся. – Она принялась гладить его по всклокоченным волосам. – Ну же, что тебя так напугало? Закончилась последняя папироса с травкой или тебе перестали давать женщины?
– Отстань, дура, – глухо буркнул Никита, отталкивая ее блудливые руки. Перед его глазами все еще стояло видение корчившегося на кресте Христа, – в чью грудь он только что вогнал пулю из старинного дуэльного пистолета! – да звучала в ушах странная фраза: «И даже имя обезглавят, не спросив поэта!»
Спустив ноги с кровати, он яростно помассировал виски пальцами. И тут его затуманенный взгляд случайно упал на раскрытую книгу, лежащую на ночном столике. Заметив на одной из страниц портрет Пушкина, Никита недоуменно повернулся к сонно зевавшей Монро:
– Пушкина на ночь читаешь? Вот уж не ожидал! Зачем тебе это надо?
– Как – зачем? К семинару готовлюсь, – охотно отвечала она. – Ты уже забыл, что я учусь в универе на филолога?
– В самом деле?
– Ну да. А сейчас пишу дипломную работу о фригидности жены Пушкина.
– Не понял…
– Вот дурачок! Ты что, не знал? Наташка-то была фригидной, как моя знаменитая тезка Мэрилин Монро! Отсюда и все проблемы. Кроме всего прочего, она происходила из такой семейки, что о-ля-ля! Дед был пьяница и развратник, потративший почти все состояние на непотребных девок, отец – душевнобольной человек, а мать – постепенно спивающаяся святоша. Да в наше время такую семейку стоило бы подвергнуть насильственной стерилизации! Кстати, именно суровая мамаша всеми силами подавляла в своих дочерях сексуальные чувства. Отсюда у Натали родился страх перед сексом, за которым последовала фригидность. Неужели ты не знал о том, что в свете ее называли стыдливо-холодной красавицей?
– А как же дети, роман с Дантесом?
– Ну, то все легко объяснимо: дети – плод не секса, а банально-регулярного супружеского совокупления, в котором страсти было не больше, чем в равномерном покачивании железнодорожных вагонов. Что касается флирта с французиком, то это не что иное, как желание пококетничать от скуки и усладить свои нежные ушки горячими восторгами иностранца. Ведь секса-то у них не было, поскольку Натали он был просто не нужен. По крайней мере, так сказано в этой книжке.
Никита потянулся к книге и нехотя пробежал первый, попавшийся на глаза абзац:
«Стихотворение «Мой Демон» было написано Пушкиным в 1823 году, в следующем году опубликовано и впоследствии появлялось уже под другим заглавием, более обобщенным: «Демон». Советские текстологи совершили нелепую поправку – в романе «Евгений Онегин», в строке «Иль даже Демоном моим», стали писать слово «Демон» с маленькой буквы. Тем самым они умышленно обескровили и искалечили весь смысл, где в тексте Пушкина исчез сам Пушкин, который знал своего Демона в лицо…»
– Так вот что означала эта странная фраза – «и даже имя обезглавят»! – осенило Никиту. Пораженный внезапной догадкой, он заглянул на первую страницу обложки, где была помещена информация об авторе, и похолодел от ужаса:
«A.B. Воронцов. Доктор исторических наук, лингвист и крупнейший пушкиновед. Даты жизни: 1941-1992 гг.».
Такси остановилось у ворот отдельно стоящего двухэтажного здания, окруженного новеньким чугунным забором с завитушками. Никита попросил таксиста подождать его и бросился к калитке. Уже через мгновение он стоял на ступеньках крыльца, названивая в видеофон. Бронированную дверь отворил коренастый охранник.
– Привет. Дядя Гера на месте?
– Герман Петрович у себя в кабинете.
Проворной мышью Никита юркнул мимо охранника, взбежал по мраморным ступеням на второй этаж и открыл массивную дверь из красного дерева. В просторном кабинете, где приятно благоухал дорогой освежитель воздуха, по шелковому чилийскому ковру разгуливал Герман Петрович, негромко разговаривая по мобильному телефону. Его экономные движения обычно умиляли Никиту, но теперь он даже не обратил на них внимания.
