Книга Остаться в живых - Деон Мейер

Пока она прикуривала, мужчина сказал:

— Пожалуйста, простите все эти шпионские штучки. Но нам надо было убедиться наверняка. — Он сел напротив и представился: — Рубенс.

— Что, простите?

— Я шучу, мисс Хили. Рубенс охотно взялся бы вас нарисовать. Я люблю Рубенса.

— Но ведь ему нравились толстухи! — обиделась Аллисон.

— Нет, — возразил Арендсе. — Он рисовал идеальных женщин.

Такое признание застигло ее врасплох.

— Мистер Арендсе…

— Можете называть меня Орландо. Или дядей Орландо. У меня дочь — ваша ровесница.

— Она тоже занимается…

— Чем, наркотиками? Нет, мисс Хили. Моя Жюли работает в рекламном агентстве в Огилви. В прошлом году она выиграла конкурс, участвуя в рекламной кампании фирмы «Фольксваген».

Аллисон густо покраснела.

— Простите меня, пожалуйста. У меня создалось ложное впечатление.

— Знаю, — кивнул Арендсе. — Что будете пить?

— Чай, если можно.

Арендсе подозвал официанта жестом человека, привыкшего повелевать. Заказал ей чаю, а себе кофе.

— Одно условие, мисс Хили. Вы нигде не будете упоминать мое имя.

Аллисон удивленно подняла брови.

— Если мое имя появится в газете, полиция наверняка заинтересуется мной, — пояснил Арендсе. — Такой роскоши я себе позволить не могу.

— А вы и правда наркобарон? — невольно вырвалось у Аллисон. Орландо Арендсе не был похож на наркодельца, каким она себе его представляла. И говорил по-другому.

— Меня всегда забавляло слово «барон».

— Так вы?..

— В молодости я бы ответил вам и аргументировал свой ответ, мисс Хили. Я бы сказал, что удовлетворяю потребность людей убежать от действительности. Что я просто бизнесмен, который поставляет товар, на который существует огромный спрос. Но с возрастом все мы мудреем. Среди прочего я — поставщик. Нелегально ввожу в страну запрещенные вещества и препараты и торгую ими. Я паразитирую на человеческих пороках. — Арендсе говорил негромко, без сожаления, просто констатировал факт.

Аллисон была поражена.

— Но зачем?

Он улыбнулся ей, как добрый дедушка — несмышленой внучке, задавшей глупый вопрос.

— Давайте обвиним во всем апартеид, — сказал он и тихо рассмеялся. Потом заговорил с акцентом жителей Кейп-Флэтс: — Стечение обстоятельств, дорогая моя. Каждый получает по заслугам.

Аллисон изумленно покачала головой.

— Вы, наверное, многое можете порассказать, — сказала она.

— Когда-нибудь в мемуарах. Но вернемся к настоящему, мисс Хили. Что вы хотите узнать о Крошке Мпайипели?

Аллисон открыла блокнот. Рассказала о заявлении министра, о ее словах, что Мпайипели — падший герой, который поставил свои таланты на службу не той стороне. Она прервалась, увидев официанта, который принес чай и кофе. Арендсе спросил, будет ли Аллисон чай с молоком, и сам налил молока ей в чашку. Себе в кофе он тоже налил молока и положил три ложки сахару. Отпил глоток, попробовал, не горячо ли.

— Вчера вечером ко мне заявлялись разведчики. Засыпали меня вопросами, при этом вели себя очень нагло и самоуверенно. Интересное дело! С одной стороны, у нас все изменилось, но с другой — все осталось по-прежнему. Разве что рынок захватили нигерийцы. Как прикажете зарабатывать на жизнь? Тем не менее вчера и сегодня, когда имя Крошки появилось в новостях, я задумался… Я много думал о нем. В моем деле навидаешься всякого. Учишься видеть истинную природу людей — видеть человека таким, какой он на самом деле, а не таким, каким он пытается себя представить. А Крошка… В тот самый миг, когда он вошел, я сразу понял, что он отличается от других. Я понял, что для него эта работа — временное дело. Телом он был с нами, но не душой. Сначала я думал: все дело в том, что он — коса, а затесался в мир, где властвуют цветные. Среди нас он словно рыба, выловленная из воды. Но теперь я понимаю, что все было не так. В глубине души он никогда не был силовиком. Он воин. Боец. Триста лет назад он бы сражался с врагами с копьем и щитом; прорывался бы вперед, хотя кругом падали его товарищи, продолжал колоть и наносить удары, пока все вокруг не превратилось бы в кровь, пот и смерть. — Арендсе опомнился. — Извините меня, дорогая, в душе я романтик!

— Ему часто приходилось… применять насилие?

— Вот так вопрос! Что такое насилие? Мы все применяем насилие, такова наша особенность как биологического вида. Страсть к насилию дремлет у нас в глубине души, словно спящий вулкан. И прожить всю жизнь без единого извержения удается немногим счастливчикам.

— Тобела Мпайипели был более склонен к насилию, чем средний человек?

— Что вы пытаетесь доказать? — спросил Арендсе, видимо начиная сердиться.

— Вы видели сегодняшний «Аргус»?

— Да. Там пишут, что он герой войны.

— Мистер Арендсе…

— Орландо.

— Орландо, спецслужбы гоняются за этим человеком по всей стране. Если он — опасный преступник, склонный к насилию, их действия получают совершенно другой смысл. А они всерьез решили поймать его. Народ хочет знать правду.

Орландо Арендсе поморщился, отчего морщины у него на лице проступили четче.

— Мисс Хили, вы, журналисты, стремитесь все разложить по полочкам, на каждого человека и каждое явление навесить ярлык. Но нельзя навешивать ярлыки на людей. Мы все не плохие и не хорошие. В каждом есть немного и того и другого. Нет, не так. В каждом много и того и другого.

— Но не все становятся убийцами или насильниками.

— Конечно. — Арендсе вертел в руке пакетик с сахаром. — Крошка никогда не стремился к насилию. Поймите меня правильно. Он был крупным, здоровым. Рост под два метра. Представьте, что вы — мелкий дилер и живете в Кейп-Флэтс. Когда к вам вваливается такой чернокожий здоровяк, ему достаточно посмотреть вам в глаза. Не обязательно даже что-то говорить. Все видели в его глазах свою судьбу. И меньше всего им хотелось провоцировать его. Ему чаще всего достаточно бывало одного взгляда.

— Но все же… Он когда-нибудь прибегал к насилию?

— Вижу, вы не успокоитесь, пока не услышите тот ответ, которого ждете!

Аллисон Хили покачала головой, но Арендсе продолжил, не дав ей возразить:

— Да, иногда он прибегал к насилию. А чего вы ожидаете в нашем-то деле? Но помните: он никогда не нападал первым. До того, как нас вытеснили нигерийцы, захватить рынок пытались русские. А они — расисты. Однажды Крошка так отделал парочку русских, что дело кончилось реанимацией. Меня там не было, мне только рассказывали, что произошло. Мои люди говорили шепотом, выкатив глаза, как если бы увидели что-то сверхъестественное. Он отделал их жутко. Как следует отделал. Но наблюдатели больше всего были потрясены тем, что он, по их словам, наслаждался происходящим. Как будто он только в те минуты жил по-настоящему.