Книга Пепел стихий - Элис Клер

— Причина в этом.

— Из-за мешка?

Издав звук нетерпения, Наставница ответила:

— Нет, чужак, из-за того, что на нем.

Рыцарь обернулся, чтобы посмотреть. Когда он поворачивался к Наставнице, Элевайз уже знала, что он скажет.

— Оберег, — прошептал он. — Вы увидели оберег.

— Он наш, — сказала Наставница.

— Кто прикрепил его к моему мешку?

Наставница улыбнулась.

— По-твоему, кто?

— Калиста! — воскликнул он, и ответная улыбка появилась на его лице. — Это Калиста.

— Да, это так, — признала Наставница. — Похоже, тебе удалось понравиться ей, чужак, — заметила она с легкой иронией. — Калиста понимает наши знаки. Она прикрепила к твоему мешку этот оберег, меч Нуады, и тем самым сказала: «Не причиняйте ему вреда».

— О Боже, — пробормотал Жосс. Затем, словно ему в голову неожиданно пришло кое-что еще, он взглянул на Элевайз и быстро спросил: — Он все еще охраняет нас?

Наставница долго не отвечала. Она пристально посмотрела на Жосса, а затем устремила неподвижный взгляд на Элевайз.

Вместе со страхом у аббатисы возникло ощущение, что каждый дюйм ее мозга пронизан двумя тонкими лучами белого света, которые, казалось, исходили из поразительных глаз Наставницы и проникали через зрачки Элевайз.

Это было неприятное ощущение.

В тот самый миг, когда аббатиса почувствовала, что больше не может этого выносить и вот-вот закричит, умоляя сжалиться, все прекратилось.

Как ни в чем не бывало, Наставница смотрела в даль, простиравшуюся за потоком:

— Согласно древнему закону вы оба должны быть преданы смерти. Чужакам, узнавшим наши тайны, не позволено жить. — Она снова взглянула на Элевайз. — Но ты, женщина, заботишься об одной из нас, и она молит о тебе.

«Будь благословенна, Калиста», — промелькнуло в голове Элевайз.

— А ты, мужчина, — Наставница повернулась к Жоссу, — владеешь священным оберегом. — Она показала на маленький меч на мешке. — Его сила защищает от смертной кары. Я не смогла бы сразить владеющего мечом Нуады, даже если бы захотела. Нет, — добавила она совсем тихо, обращаясь почти к самой себе, — не смогла бы, не приложив огромных усилий.

Элевайз ощутила, как ее онемевшие от напряжения плечи расслабились. Жосс глубоко вздохнул.

Но Наставница еще не закончила.

— Никакое зло не придет к вам… сейчас! — неожиданно громко воскликнула она. Ее поднятая правая рука грозно указывала на Элевайз и Жосса. Затем, более спокойно, она продолжала: — Сейчас я отпускаю вас обратно в ваш мир. Но вы никому не расскажете о том, что видели. Никогда.

— Да! — согласилась Элевайз.

— Никогда, — вторил ей Жосс.

Наставница наблюдала за ними, нахмурившись, словно пребывала в глубоком раздумье. Потом выражение ее лица смягчилось, и она сказала:

— Если любой из вас обманет мое доверие, я узнаю. Не сомневайтесь, узнаю. — Элевайз была абсолютно уверена, что так и будет. — И если такое случится… — Наставница подошла к Жоссу, и, как несколько минут назад с Элевайз, пристально вгляделась в его глаза. — Если это случится, и кто-то из вас выболтает наши тайны, я убью другого.

Потрясенные, они не могли вымолвить ни слова. В голове Элевайз пронеслась одна-единственная мысль: «Как же это мудро!»

Кто-нибудь, или она, или Жосс, возможно, не устоял бы перед искушением и в одну из темных ночей шепнул о том, что видел, в чье-нибудь «чуткое» ухо. В конце концов, человеку по природе свойственно поверять кому-нибудь свои секреты. Еще со времен бедного цирюльника царя Мидаса хорошо известно, на какие мучения обречен тот, кто знает тайну и хранит ее лишь для себя одного.

Да, кто-нибудь из них мог бы вдруг почувствовать, что стоит рискнуть. Если бы речь шла лишь о собственной безопасности, которой они в этом случае пренебрегли бы.

«Но другим, — думала Элевайз, взглянув на большого, доброго, сильного мужчину, который начинал и нравиться ей, и восхищать ее. — Но другим — о Боже Всемогущий! — я бы не осмелилась так рисковать!»

И аббатиса хорошо понимала, что он — тоже.

С чувством удовлетворения Наставница кивнула. По мнению Элевайз, зная, о чем подумала аббатиса и, вне всяких сомнений, Жосс, Наставница имела полное право чувствовать удовлетворение.

Наставница подняла руки и повернула их ладонями к Элевайз и Жоссу.

— Покиньте лес, — произнесла она нараспев. — Не возвращайтесь в наши скрытые от посторонних глаз владения. Сейчас мы уходим отсюда, но мы вернемся.

Она попятилась, и неяркие изысканные цвета ее плаща начали сливаться с густой темно-зеленой листвой и ветками кустарника. Становилось все труднее разглядеть ее…

Из-за деревьев донесся ее мелодичный голос:

— Идите с миром.

Некоторое время Элевайз и Жосс стояли возле потока. Потом, нарушая обступившую их тишину, Элевайз проговорила:

— Мы желаем того же вам.

* * *

Во время их долгого и трудного обратного пути через лес Жосс несколько раз спрашивал аббатису, не устала ли она, не предпочла бы посидеть у тропинки и подождать, пока он сходит за лошадью, чтобы отвезти ее домой. А Элевайз каждый раз отвечала: «Нет, Жосс. Я могу идти».

Рыцарь беспокоился о ней. Лицо аббатисы было очень бледным, и синяк на лбу стал еще больше. Опухоль все увеличивалась, спускаясь под левую бровь и на полузакрывшийся глаз. Жосс с сочувствием подумал: она выглядит так, словно побывала в шумной стычке в пивной.

У нее все еще немного кружилась голова, особенно когда она поворачивала ее слишком быстро. Что бы Наставница ни жгла в костре прошлой ночью, действие зелья было весьма продолжительным.

Быстро обернувшись в десятый раз, чтобы проверить, успевает ли за ним аббатиса, Жосс позволил себе мысленно вернуться назад, к тем невероятным событиям, в которые они оба оказались вовлечены. И из которых — что казалось достаточным основанием для сердечной признательности и благодарности — они только что вырвались.

Нет. Неправильно. Следовало бы сказать: из которых им только что разрешили вырваться.

Боже, каким тревожным был момент там, у ручья! «Согласно древнему закону вы должны быть преданы смерти…» — так она сказала. Как бы она исполнила это предписание? Дротик в спину, как с беднягой Хаммом Робинсоном? Вряд ли, ведь Жосс и аббатиса стояли перед ней, — едва ли можно метнуть дротик в того, кто находится всего в ярде от вас. Тогда, может быть, удавка, стремительно наброшенная на шею? Или кинжал в горло? Один аккуратный глубокий порез, а потом — забвение?

Усилием воли рыцарь заставил себя остановить этот леденящий душу поток мыслей.

«Теперь мы знаем, что связывает Калисту с лесом, — принялся он размышлять на другую тему. — Ее сестра-близнец до сих пор живет с Лесным народом, а, принимая во внимание хорошо известную внутреннюю связь близнецов, можно предположить, что ей передались волнения сестры. Волнения, вероятно, усиленные обрядами, в которых участвовала Селена.