Книга Пепел стихий - Элис Клер

Невозмутимо встретив его взгляд, та в свою очередь поинтересовалась:

— Хамм Робинсон? Кто он?

— Человек, которого вы пронзили дротиком! — почти закричал Жосс.

— А, вам угодно знать, видел ли и он наш тайный обряд.

— Да.

Легкая усмешка исказила спокойное бледное лицо Наставницы.

— Видел. Он стоял там, на краю Священной рощи, и у него текли слюнки от того, что представилось его глазам. Его участь уже была предрешена, потому что он убил дуб в роще серебряных плодов. Тем не менее мы сразили бы его дважды, если бы это было возможно, за нанесенную нам двойную обиду. Да, чужак! Этот человек, — Хамм, как ты его называешь, — увидел обряд продолжения рода два лунных месяца назад.

— Вы хотите сказать, — медленно проговорил Жосс, — что несчастной девушке пришлось пройти через это дважды?

— Ты все еще не можешь понять, — в голосе Наставницы зазвучали ледяные нотки, — Селена хорошо знает о почетности своей роли. Это высшая почесть лесной жизни — быть избранной хранительницей всей нашей изначальной сущности. И естественно, она знала: если попытка не будет успешной, за ней последует другая.

— Вы говорите только об одном дополнительном обряде, — сказала Элевайз. — Почему же его не было в прошлое полнолуние?

Взгляд темных глаз Наставницы устремился на Элевайз.

— Потому что… — начала она.

Но Жосс не дал ей закончить.

— Обряд был! — закричал он. — Я был в лесу той ночью, я спрятался в роще с поваленными дубами и слышал ваше проклятое пение! Вы были там, я знаю наверняка, что были!

Аббатиса, изумленная внезапной вспышкой неуважения к чужим обычаям, почти в тот же миг с опаской подумала, как воспримет это Наставница. Очень медленно женщина повернулась и оказалась лицом к лицу с Жоссом, даже Элевайз чувствовала кипевшее в ней негодование.

Но Наставница внезапно успокоилась и ответила вполне сдержанно:

— Мы были там. Я не спорю. Но в ту ночь у нас не было обряда. — Она многозначительно посмотрела на Элевайз, словно говоря, что только женщина способна разобраться в подобных вещах. — Мы знали, что Селена понесла после первого раза. Поэтому тогда не было необходимости во втором. Однако то, что было в ней, выскользнуло. Ее лоно не удержало новую жизнь.

Даже не будь всего прочего, Элевайз поразилась бы невероятной способности распознавать так скоро, забеременела девушка или нет.

— Это очень трудно понять в первые недели, — с сомнением проговорила она. — Признаки не слишком скоро дают о себе знать.

Эти слова, кажется, позабавили Наставницу. Глядя на аббатису, она повторила:

— Признаки.

— Как же еще? — бесхитростно спросила Элевайз.

Наставница приблизилась к ней, внимательно глядя на нее прищуренными глазами.

— Есть жизнь или нет жизни. А жизнь посылает собственные лучи. — Наставница вытянула вперед руку и сложила ладонь так, что большой палец соединился с остальными, образуя подобие шара. — Сияние недавно зачатого младенца слабо, но ощутимо с того самого мига, когда его жизнь началась. — Очевидно, она заметила, что Элевайз не поняла ее, потому что, понизив голос, сказала: — А, забудь об этом. Должно быть, этот навык, как и многое другое, женщины внешнего мира утратили.

«Невероятно, — подумала Элевайз. — Просто невероятно». Если она поняла правильно, Наставница утверждала, что знала сразу же после первого обряда, что Селена понесла, но, как это часто случается, только что наступившая беременность оказалась слишком хрупкой и вскоре окончилась неудачей. Теперь, спустя два месяца, девушка забеременела вновь.

— А сейчас она беременна? — спросила аббатиса.

Наставница улыбнулась.

— Да. И на этот раз новая жизнь упругая и сильная. Это мальчик, — добавила она.

Очевидно, терпению Жосса пришел конец. С упорством возвращаясь к вопросу, который был для него самым главным, рыцарь спросил:

— Почему же вы пели тогда, той ночью? Если не было никакого обряда, чем вы занимались?

«Осторожно! — захотелось крикнуть аббатисе. — Мы на земле Наставницы, а расспрашивать столь дерзко женщину, обладающую подобным могуществом — и невежливо, и неблагоразумно!»

Кажется, Наставница услышала ее, так как повернулась к Элевайз и сказала:

— Не бойся. Я отвечу этому человеку. — Затем, обращаясь к Жоссу, произнесла: — В ту ночь в рощу пришли чужаки. — Почти неуловимая улыбка коснулась ее лица. — Чужаки помимо тебя. Мы остались здесь, чтобы наблюдать.

Во взгляде рыцаря было сомнение.

— Не ради убийства?

— Нет, — твердо ответила она. — Чужак, который как заколотая свинья истекал кровью на лесной земле, умер не от наших рук. — Она остановила на Жоссе пронизывающий взгляд. — Мы убиваем чисто. А как вы хорошо знаете, чужаку, тому мужчине, понадобилось время, чтобы умереть.

Элевайз заметила, что Жосс кивнул.

— Жосс, — прошептала она. — Что это значит?

В его устремленном на аббатису взгляде было сострадание.

— Я слышал его крики, — ответил рыцарь.

— О!

«Он слышал, как Юэн долго и мучительно умирал, — с ужасом подумала Элевайз. — Слышал предсмертные вопли несчастного… Боже Милостивый!»

— Тебя мы тоже видели, — говорила меж тем Наставница Жоссу. — Думаю, ты почувствовал это. Мы знали, что ты приходил в рощу и в ту ночь, и в предыдущую.

Усмешка рыцаря больше напоминала гримасу.

— Да. Я знаю. Я чувствовал на себе взгляды, оба раза. — Он поднял одну бровь. — Но вы не причинили вреда мне, — заметил он.

— Да, — согласилась Наставница. — Из всех чужаков в наших владениях той ночью лишь у тебя было смутное представление о том, что скрыто в стихии леса.

Жосс медленно кивнул.

— Да.

— Ты стоял возле поваленных деревьев и горевал о жизни, которой не будет.

— Да.

Элевайз тихо позвала его.

— Жосс!

Рыцарь повернулся к ней.

— Я не мог рассказать вам, — сказал он извиняющимся тоном. — Я… это… о, просто я не могу передать это словами.

— Да, — ответила она мягко. — Я все понимаю.

Жосс снова посмотрел на Наставницу.

— Так почему? — спросил он.

— Что?

— Почему вы не причинили мне вреда? — спросил он. — Я удивлялся тогда и удивляюсь сейчас. Разве в самом деле не удивительно, что вы стоите здесь, с нами, отвечаете на наши вопросы, терпите наше присутствие, хотя раньше совершенно ясно дали понять, что не рады чужакам?

Наставница показала на мешок, оставшийся на берегу ручья, там, где Жосс бросил его.