Книга Проклятие рода Плавциев - Данила Комастри Монтанари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пожалуй… — лукаво улыбнулся сенатор.
* * *
Через несколько минут Публий Аврелий направлялся в свои апартаменты.
— Остррроо…
Кастор скакал как безумный, суматошно ища какое-нибудь орудие, чтобы защититься от крылатого врага. Аврелий рассмеялся, увидев грека с палкой в руках, готового сразиться с крохотным противником — попугаем.
— Надеюсь, ты не собираешься везти его в Рим? — в отчаянии завопил александриец, когда попугай вцепился ему в волосы.
— Собираюсь. Там он доставит массу удовольствия дамам.
Тем временем бойкий пернатый решительно ухватил прядь волос Кастора и повис вниз головой, ласково поклевывая мочку уха. Александрийцу пришлось повозиться, прежде чем он высвободил свою голову из цепких когтей птицы и ухватил попугая обеими руками.
— А! — застонал грек, когда изогнутый клюв вонзился ему в указательный палец. Высвободившись, птица тут же заняла удобную позицию над другим ухом секретаря. — Ненавижу тебя! — заявил Кастор хозяину, окинув его убийственным взглядом.
— Да ладно, Кастор, это всего лишь симпатичная птичка!
— Я о другом! — в ярости закричал грек. — Ксения отказывается спать со мной!
— Ну, наверное, ты разочаровал ее, — усмехнулся сенатор.
— Лицемер! Это ты запретил ей! Как ее новый хозяин! А обещал мне…
— Купить ее, о чем и позаботился. Своими обманами, Кастор, ты выудил из моих карманов столько сестерциев! Но с чего ты взял, что я купил Ксению для тебя? — Аврелию хотелось подольше помучить непослушного слугу. — Вообще-то она очень красивая девушка, и хоть тебе кажется, что я весьма уже одряхлел…
— Она служанка! — возразил Кастор.
— Многие хозяева любят служанок. Но мало кто из слуг любит хозяев.
— А, так эта история с Плаутиллой все еще не дает тебе покоя, подлец!
Хозяин присвистнул, но промолчал, и Кастор решил, что лучше сменить тон.
— Неужели ты способен разорвать нежнейшие отношения, погубить чистое чувство, возникшее между людьми низкими по рождению, но честными и порядочными, которым судьба предопределила печальную участь быть рабами? — спросил грек, с мольбой глядя на Аврелия.
— Да, — спокойно ответил хозяин.
— Оставь мне ее, прошу тебя! — настаивал секретарь.
Патриций косо посмотрел на него. Выходит, Кастор очень дорожит этой маленькой воровкой.
— И не подумаю, — твердо заявил он, притворяясь непреклонным.
— Ты несправедлив и труслив. Как мне помериться с тобой силой? — нагнетал обстановку александриец, возводя очи к небу. — Это же борьба не на равных. Я вырос на узких улочках Александрии, под ударами плетки, меня силой вырвали из родной земли, вынудили распрощаться с красотами Эллады и заставили жить среди римских варваров, в цепях жестокого рабства…
— Хватит, Кастор, во имя всех богов. Я понял суть! — Но остановить Кастора, начавшего свою очередную филиппику, оказалось не так-то просто.
— Ты ведь происходишь от римлян-угнетателей, ты, чьих богатств не счесть, ты, сидящий в курии и решающий судьбы империи, ты…
— Ладно, забирай ее! — Аврелий притворился, будто сдается, когда решил, что слуга достаточно наказан.
— Ты, располагающий самыми прекрасными матронами Рима, ты, имеющий… — продолжал грек. — Что ты сказал, хозяин? Я правильно понял? Ах, благородный отпрыск, потомок достойнейших патрициев! — воскликнул он и умчался сообщить Ксении хорошую новость.
Аврелий не спеша вышел в перистиль. День клонился к концу, и дорога в Рим без интересного общества ожидалась скучной.
Как настоящий эпикуреец, он любил все красивое, а эта женщина, безусловно, очень даже хороша. И по-своему даже великодушна — содержала мужа и дочь, словно это в порядке вещей. Пора ей подумать и о себе. В Риме сколько угодно мужей, готовых изменять своим очаровательным женам, так что устроить Елену в столице будет нетрудно.
Проходя мимо комнаты Невии, он отвел взгляд. И вскоре постучал в дверь к Елене. Он знал — его хорошо примут.
* * *
Рыбовод Деметрий ожидал возле обоза, красуясь в великолепном, с богатой вышивкой киренейском плаще. В последний раз, насколько помнилось Аврелию, этот плащ — его плащ — накрывал труп старого раба и теперь должен был бы находиться глубоко в земле.
— Хозяин, как я смогу отблагодарить тебя за честь, что ты оказал мне? Обещаю быть достойным, уверяю тебя! — высокопарно произнес рыбовод, с волнением и почтением беря его за руки. — Когда твой славный слуга сказал мне, что ты намерен избавиться от плаща, я даже не посмел заговорить о нем, зная, какая это дорогая для тебя память.
Аврелий обернулся к секретарю с немым вопросом: насколько он помнил, плащ был совершенно новый, и ценил он его не больше, чем любой другой кусок дорогой ткани.
— Твой храбрый родитель, хозяин, — шепотом проговорил Кастор, подтолкнув хозяина локтем, — погиб вместе с Вароном с мечом в руке в Тевтобургском лесу…
Патриций не знал, что ответить: его отец во время сражения с тевтонцем Арминием еще только-только надел мужскую тогу, кроме того, он действительно скончался, упав, но не на поле битвы, а с ложа во время оргии.
— Буду беречь его, благородный Стаций, и клянусь тебе никогда не зашью дыру, а навсегда оставлю этот порез от меча, убившего твоего доблестного родителя! — патетическим тоном пообещал Деметрий. — Спасибо и твоему верному секретарю который помог мне получить такой подарок!
— Кастор! — загремел патриций, когда Деметрий удалился. — При чем здесь мой отец?
— Плащ порвался, когда я снимал его с Прокула перед захоронением. Надо же было как-то оправдать эту дыру…
— Каков мошенник! И не стыдно обманывать бедного наивного человека?
— Обманывать? Ошибаешься, хозяин. Благодаря мне Деметрий приобрел не просто плащ, но овладел всей римской историей со всей ее славой! И всего за пятнадцать сестерциев. Вот, я положил их сюда, в надежное место… Проклятие! Ксения, гадкая воровка, ты где? — завопил грек, бросаясь вдогонку за похитительницей, а патриций, забавляясь, смотрел ему вслед.
* * *
Устроив Помпонию со всем ее кортежем из тяжело груженных мулов, Аврелий занял место в повозке, где, сияя шитой золотом одеждой, его ожидала Елена. Подняв руку, он дал сигнал к отъезду.
В далеком окне по ту сторону каменной ограды со старой надписью «Осторожно, собака» промелькнула тень женщины, которая, казалось, уже принадлежала иному миру. Приняв этот жест за прощание, она тоже подняла руку.
— Эй, вы двое, и не вздумайте располагаться тут! Я первый сел сюда! — послышался голос из повозки, в которую только что поднялся Кастор. Однако сердитый тон Палласа тотчас сменился сладким шепотом: — А, радость моя, это, наверное, ты и есть та рабыня, которую мне обещали? Какого ты роста?