Книга Смерть эксперта-свидетеля - Филлис Дороти Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он ничего не рассказал вам о предполагаемом браке? – спросил Дэлглиш.
– Нет. Даже имени дамы не назвал. Я, естественно, и спрашивать не стал. Я даже не вполне уверен, что он имел кого-то определенного в виду. Это могло быть просто намерение вообще или, что тоже возможно, предлог для изменения завещания. Я просто его поздравил и сказал, что завещание утратит силу, как только состоится бракосочетание. Он ответил, что понимает это и приедет, чтобы составить новое, как только потребуется. А пока это было именно то, чего он хотел, и так я это и составил. Завещание подписали Митчинг и мой секретарь, в качестве второго свидетеля. А вот и она – и кофе! Вы помните, что подписывали завещание мистера Лорримера, а?
Худенькая, нервного вида девушка, принесшая им кофе, испуганно кивнула головой в ответ на рык майора и поспешила прочь. Майор с удовлетворением заметил:
– Она помнит. Она так перепугалась, что едва свою подпись вывести могла. Но все-таки подписала. Вот, все тут. Все правильно и в полном порядке. Полагаю, мы можем составить юридически правильное завещание, а, Митчинг? А все-таки интересно будет, если малышка кузина поднимет из-за него шум.
Дэлглиш поинтересовался, из-за какой суммы станет Анджела Фоули поднимать шум.
– Да думаю, весьма близко к пятидесяти тысячам фунтов. Конечно, не так уж много по нынешним дням, но очень-очень полезная сумма. Первоначальный капитал был целиком оставлен ему по завещанию Энни Лорример, его бабушки по отцовской линии. Потрясающая старуха. Родилась и выросла на Болотах. Вместе с мужем держала магазин в деревне Лоу-Уиллоу. Том Лорример допился до смерти, лег в могилу сравнительно рано. Не мог выдержать болотных зим. Она продолжала дело одна. Разумеется, не все деньги получены от магазина, хоть она успела продать его в удачное время. Не-ет. У нее еще чутье было на лошадей. Потрясающе! Бог его знает, откуда это у нее взялось. В жизни на лошади не сидела, насколько мне известно. Закрывала магазин и трижды в год отправлялась в Нью-Маркет, на скачки. Ни пенни, говорят, не проиграла, а каждый фунт, что выигрывала, клала в банк.
– А семья большая была? Отец Лорримера был ее единственным сыном?
– Да. Сын у нее был один, но была еще дочь – мать Анджелы Фоули. Старуха их просто видеть не могла, как я мог понять. Дочка сумела понести от деревенского пономаря, и старуха поспешила выдать ее замуж и отлучила от дома в принятом при королеве Виктории стиле. Замужество оказалось неудачным, и я не думаю, что Мод Фоули хоть раз виделась с матерью после свадьбы. Она умерла от рака лет пять спустя после рождения девочки. Старуха не пожелала взять внучку к себе, так что девочка оказалась на попечении местных властей. Большую часть жизни прожила как приемыш, так мне кажется.
– А сын?
– Ну, сын-то женился на местной учительнице, и этот брак оказался довольно удачным, насколько я могу судить. Но близких отношений с родственниками они не поддерживали. Старуха не хотела оставить деньги сыну потому, что это означало бы двойной налог на наследство, – так она сказала. Ей было хорошо за сорок, когда он родился. Но я думаю, она просто его не очень жаловала. Не думаю также, что она часто виделась с внуком Эдвином. Но деньги надо было кому-то оставить, а люди ее поколения верили, что кровь-то погуще будет, чем похлебка для бедных, а кровь у мужчины погуще, чем у женщин. Даже если не учитывать того, что она отлучила дочь от дома и не проявляла никакого интереса к собственной внучке, люди ее поколения не считали правильным оставлять деньги в распоряжении женщины. Ведь это значит – поощрять соблазнителей и охотников до чужих денег. Так что она оставила абсолютно все своему внуку, Эдвину Лорримеру. Когда она умерла, мне кажется, он испытывал угрызения совести в отношении своей кузины. Как вы уже знаете, первое завещание было сделано в ее пользу.
– Вы не знаете, Лорример сообщил ей, что собирается изменить завещание? – спросил Дэлглиш.
Поверенный бросил на него острый взгляд:
– Он мне не говорил. В данных обстоятельствах ей было бы удобно, если бы она могла доказать, что сообщил.
Настолько удобно, подумал Дэлглиш, что она поторопилась бы упомянуть об этом во время первого же опроса. Но даже если она и считала себя наследницей своего двоюродного брата, это вовсе не обязательно должно было сделать ее убийцей. Если она и хотела получить часть бабушкиных денег, зачем было ждать до сих пор и убить именно сейчас?
Зазвонил телефон. Майор Хант, пробормотав извинение, взял трубку. Прикрыв микрофон ладонью, он сказал Дэлглишу:
– Это мисс Фоули. Звонит из Коттеджа за мельницей. Мистер Лорример-старший хочет поговорить со мной по поводу завещания. Она говорит, он очень волнуется, принадлежит ли коттедж теперь ему. Сказать ему?
– Это вам решать. Но он ближайший родственник, так что все равно, сейчас он узнает условия завещания или позже. Кстати, и она тоже.
Майор Хант колебался. Наконец он сказал в трубку:
– Хорошо, Бетти. Я поговорю с мисс Фоули. Он снова поднял глаза на Дэлглиша:
– Сообщить сейчас эту новость – все равно, что запустить лису в чевишемский курятник.
Дэлглишу вдруг представилось взволнованное полудетское лицо Бренды Придмор, глядящей на него через директорский стол.
– Да, – сказал он мрачно. – Да. Боюсь, что так.
Дом Хоуарта, Лимингс, стоял в трех милях от деревни Чевишем по Кембриджскому шоссе. Это было современное здание из бетона, дерева и стекла, поднятое на консолях над плоской равниной Болот, с двумя отходящими от него белыми, словно свернутые паруса или распростертые на земле крылья, флигелями. Даже в угасающем свете дня дом выглядел впечатляюще. Он стоял в строгом и прекрасном уединении, и производимый им эффект зависел исключительно от совершенства линий и искусной простоты. Кругом не видно было никаких строений, кроме одинокого, почерневшего от времени деревянного домишки на сваях, угрюмого, словно прибежище палача, да на востоке, над линией горизонта вставал поражающий воображение мираж – великолепная одинарная башня и восьмиугольник кафедрального собора в Или. Из задних окон дома открывалось огромное небо и бесконечные, ничем не огороженные поля, рассеченные дамбой Лимингс-Дайк, изменяющиеся с временами года от голой, черной, изрезанной плугом земли к весенним всходам и осеннему урожаю; и ни звука не достигало этих окон, кроме шума ветра и – в летнее время – беспрестанного шелеста хлебов.
Места для строительства было мало, и архитектору пришлось применить всю свою изобретательность. При доме не было сада, лишь короткая въездная аллея вела в мощеный дворик и к гаражу. У гаража рядом с «триумфом» Хоуарта стоял красный «Ягуар-Х15». Бросив завистливый взгляд на «ягуар», Мэссингем подивился, как это миссис Шофилд добилась, что ей так быстро доставили последнюю модель. Въехав во двор, они поставили свою машину рядом с «ягуаром». Прежде чем Дэлглиш успел выключить мотор, из дома вышел Хоуарт и молча ждал их у входа. На нем был рабочий комбинезон в синюю и белую полоску, в котором он явно чувствовал себя вполне удобно, не испытывая нужды ни объяснять свой костюм, ни переодеваться. Поднимаясь по широким ступеням резного деревянного крыльца, Дэлглиш выразил свое восхищение домом. Хоуарт ответил: