Книга Любовь без обмана - Мередит Дьюран

Ничто между ними не должно иметь отношения к ласке. Глаза ее открылись, она нахмурилась.

— Оставь мои волосы, — сказала она.

Смех его прозвучал мягко и жарко ей в шею. Он звучал странно, по телу побежали мурашки.

— Нет, — сказал он, и странная нотка в его голосе придала его медленным, осторожным поглаживаниям какое-то новое и таинственное значение.

— Да. — Она попыталась обернуться и посмотреть ему в лицо. Волосы натянулись у корней: он намотал их на руку, чтобы удержать ее на месте.

Его губы коснулись ее уха.

— Нет, — очень тихо повторил он. Его рука снова подняла ее грудь, потом медленно двинулась вниз, по животу, прижимаясь к ее юбкам в поисках того места меж ее бедер. Он накрыл ладонью ее холмик и прижал ее спиной к себе, его член теперь прижимался к низу ее спины, а снаружи ветви дуба раскачивались на фоне неба. Его пальцы сжались, и она почувствовала, что стала влажной, всхлипывание застыло в горле.

Она судорожно сглотнула.

— Ну хорошо, — холодно сказала она. — Поступай как знаешь. Может быть, это произведет на меня впечатление.

— Надеюсь, — сказал он. Тяжелые волосы мягко тянули ее голову к левому плечу. Она закрыла глаза и покорилась, ощущая деликатное прикосновение его языка к шее. Он отпустил руку с ее холмика, и она испытала чувство внезапной потери, которую лишь слегка восполнило то, что его руки двинулись к крючкам на ее платье. Не нужно было надевать корсет, отстраненно подумала Минна. Это все осложняет. В одном из своих живописных нарядов она уже была бы раздета, и это любопытство было бы удовлетворено: она бы уже узнала, каково это — ощущать его губы на своей груди.

Но она недооценила его сообразительности. Платье распахнулось, с шумом оседая, как будто протестуя против дурных манер своей хозяйки, позволившей мужчине действовать так грубо. Теперь зашуршали шнурки, которые расшнуровывали, его руки подняли ее из всей этой неразберихи и повернули лицом к нему.

Лицо у него напряженное, почти свирепое в солнечном свете. Его глаза и волосы нисколько не посветлели от солнца, густой каштановый цвет не рыжеет. Но красивый контур его губ показался ей по-новому красивым, высеченным с еще большей выразительностью, чем у святых мучеников Бернини. Она провела пальцем по его губам, и он втянул ее палец в рот, не переставая наблюдать за ней, как будто желая знать, что она об этом думает, так, словно это для него очень важно. Ее губы раскрылись. "Я вся таю и дрожу", — хотелось ей сказать, но он отпустил ее палец и слегка улыбнулся — в этом нет нужды, поняла она. Он взял ее влажный палец в руку и провел им по подбородку, к ложбинке под адамовым яблоком. И тут ей пришло на ум — похоже, она переоценила себя: она понятия не имеет об играх, на которые намекает его улыбка.

— Мы будем наслаждаться друг другом, — пробормотал он.

— Да, — шепнула она в ответ. Она не испугалась вызова.

Она высвободилась из его рук, стянула с него подтяжки, вытащила рубашку из брюк, сбросила рубашку с его плеч. Нижняя часть его торса, обнаженная, являла собой золотистую кожу с рельефными мышцами. Она легко коснулась его живота, пораженная его твердой плоскостью, эти мышцы показались ей плодом фантазии художника. Когда его живот поджался, она могла видеть, как работают его мышцы, она снова положила ладонь на его живот, чтобы почувствовать, как они двигаются.

— Ты красив, — сказала она. Никогда еще она не говорила таких слов мужчине, не думала, что слово может быть таким уместным. Эта мысль привела ее в восторг, она показалась себе очень сильной. — Очень красив, — поправилась она. А потом вдруг развеселилась, вспомнив все случаи, когда ее саму так хвалили, и пошутила: — Ты подошел бы самой Венере, Эшмор.

Фин рассмеялся, и Минну это удивило, она взглянула на него, и удивление перешло в чувство удовлетворения — он понял, что она хотела этим сказать.

— Я не буду отвечать комплиментом на комплимент, — сказал он. — С Венерой было бы хлопот намного меньше. Но вот Елена… — Он потянулся к ее рубашке, и она подняла руки, помогая ему. Он вздохнул, его дыхание коснулось ее лба, он смотрел на нее. — Елена, — подтвердил он и опустился на колени, чтобы поцеловать ее талию и груди.

Минна обхватила руками его голову, ощущая мягкую гриву его волос. Ей захотелось закрыть глаза, но, закрыв их, она почувствовала, как закружилась голова. Она снова открыла их и увидела, как он языком коснулся ее соска, потом взял его в рот. Это вызвало в ней сильное, почти болезненное чувство, ее руки крепче обхватили его голову, и она удивилась самой себе, вцепившись в него так, будто лишится равновесия, даже стоя на ногах. Ей не хотелось стоять, ей хотелось лежать рядом с ним, или нет, ей хотелось наблюдать за ним, как он, обнаженный, будет подходить к постели.

— Сними одежду, — хрипло произнесла она.

Его зубы еще раз потянули за ее сосок, прежде чем он встал. Его руки потянулись к ширинке, но она расстегнула крючок и стянула брюки с его бедер. Она сказала самой себе: не нужно скрывать любопытство, он не ждет от нее застенчивости. Но она никогда раньше не видела мужчину при свете, и ей было неловко увидеть его обнаженным. Минна накрыла рукой его член и поняла разницу между мужчинами, с ним у нее будет больше проблем, чем с Генри, хотя ее телу его тело нравится больше.

Она сжала крепче, и он задохнулся. Она едва перевела дух, потому что ощущение того, как он прыгает в ее ладони, заставляло ее пульс биться сильнее. Она чувствовала себя открытой, готовой для него. Она хотела сказать ему это. Можно ли? Слова простые, но их порядок и значение будут для нее необыкновенными, возможно, ей нужно порепетировать, хотя сейчас ничего на ум не приходит. Она снова стиснула пальцы.

— Я хочу этого, — сказала она. Это было самое лучшее, что она могла сделать.

Фин подхватил ее, и ей это не понравилось — не понравилось напоминание о том, что она легкая, как пушинка. Но когда он бросил ее на кровать, она увидела его во весь рост: ляжки, перевитые мышцами, бедра, изгибающиеся, когда он встал коленями на матрас, — и она забыла свое недовольство. "Я, женщина светская, — подумала она, — хочу отдаться этому мужчине, мужчине, не склонному к интригам". Не беда, что она так довольна собой, во всяком случае, это привлекло его к ней, его язык у нее во рту. Возможно, он хочет попробовать на вкус ее улыбку; сам он на вкус был как эль и темные коридоры, до того как она стала бояться темноты, она бежала туда, на самом деле полная планов и надежд, в тот вечер, желая его, даже если он ее не хотел.

Теперь это все сошлось: их руки и ноги, его глухие стоны, ее собственное бормотание, этот голод внутри ее, терзающий и раздувающийся, когда его рука гладила ее между ног, прошлое и настоящее, Гонконг, деревушка.

Она коснулась его члена и двигала его, пока его головка не коснулась ее влаги. Вожделение, думала она, — это не просто желание. Не важно, есть свет или нет. Минна вскинула бедра и застала его врасплох, он произнес что-то невнятное, и она почувствовала его давление.