Книга Не время умирать - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ребятки выстроились идеально ровно, задрав подбородки, горели на белых рубашках алые галстуки. Алька скомандовал «равняйсь!», потом «смир-на!» и отправился к Сорокину.
Капитан понятия не имел, что делать со всей этой компанией. Своих детей-внуков у него не было, чужой малышни он сторонился, общаться с ней не любил. Чувствовал он себя глупо. Однако Алька, точно на всамделишном параде, промаршировал, застыл молодец молодцом и отдал рапорт:
– Товарищ капитан, сводный отряд дружины школы номер двести семьдесят три по вашему приказанию прибыл!
– Вольно, – разрешил Сорокин.
Он был восхищен. Как все обставлено, прямо еще одно загляденье! И откуда это Алька, человек, насколько Сорокину было известно, сугубо штатский, набрался всего этого красиво-военного? Полное перевоплощение.
Алька между тем уже доставал свежепошитые повязки, которые товарищ капитан должен был торжественно вручить пионерам, вставшим в ряды борцов с хулиганством. Сорокин принялся импровизировать:
– Уважаемые товарищи юные ленинцы, выражаю вам благодарность за неравнодушие и желание помочь, а также…
«А также» потонуло в четком, деловитом «ура!».
Николай Николаевич невольно покосился на Судоргина – точно, он дал сигнал для этого, и ведь стоит с каменным лицом. Он продолжил:
– Дорогие ребята! Сейчас вы боретесь за порядок в школе, стараетесь быть ударниками учебы. Думайте над школьной жизнью, над тем, что можно в ней изменить. Приказываю: организовать возле школы и в окрестностях посты порядка. Помните, что вечером, после работы, на патрулирование отправятся взрослые, а вы должны днем помогать в их работе.
Тут мысли иссякли, Николай Николаевич понял, что сейчас позорно забормочет, но незаменимый Алька вполголоса подсказал:
– Важно, чтобы взрослые были лишь советчиками, а ребята проявляли как можно больше инициативы…
– Точно. Мы, взрослые, лишь ваши советчики, а вы, ребята, должны проявлять как можно больше инициативы! Юные ленинцы! Внимательно смотрите вокруг, замечайте непорядки и общими силами боритесь с ними! – Сорокин перевел дух. Вроде все правильно сказано.
Пионервожатый, понимая, что хватит, иссяк источник красноречия, откашлялся и произнес:
– А теперь, дорогие ребята, товарищ капитан вручит нам почетные знаки нашего нового общего дела. – Он передал Сорокину повязки, указав глазами, вполголоса напомнил: – Николай Николаевич, фото…
Сорокин спохватился, потащил с плеча ремень:
– Держи аккуратнее, задняя крышка отходит.
Алька ловко перехватил фотоаппарат, плотно удерживая в ладони, деловито спросил:
– Пленка внутри имеется?
Сорокин задумался:
– Вроде бы старая стоит, с тех пор как купили. Хотя мне-то почем знать?
– Будем надеяться на лучшее, – решил Алька и принялся отдавать команды для построения уже для фотографии.
Минуты за три умудрился создать идеальную композицию: высокие не застили свет малышам, а нескольких ребят, откровенных малоросликов, поместил впереди и попросил присесть на корточки, так что в итоге всеобщий вид вышел весьма достойный. Все просто чудо-богатыри, даже неловко было на их фоне.
Прицеливаясь точь-в-точь как заправский фотограф, Алька скомандовал:
– Внимание! Сделайте выражение.
Никто ничего не понял, и он пояснил, снисходя к возрасту:
– Сейчас вылетит птичка.
Все так и впились глазами, и застыли, как в почетном карауле. Алька спустил затвор, потом повернул фотоаппарат стоймя, снова щелкнул, потом еще и еще. Увлекся! Сорокин напомнил:
– Товарищ Судоргин, у меня рабочий день в разгаре.
Это замечание потонуло в шуме голосов. Но ребята, в восторге от того, что только что их увековечили, делились впечатлениями, размахивали руками, не проявляя ни капли послушания. Тут бы Альке подать команду-другую, но Сорокин услышал лишь ужасно жалкое:
– Товарищ капитан. Простите, товарищ капитан…
Фотоаппарат трясся в Алькиных руках, и горестно, как сломанное крыло раненой птицы, свисала и раскачивалась туда-сюда задняя крышка, та самая, которая должна была бы защищать ценную пленку от засветки.
– Эх, Алька, Алька, что ж ты натворил, – сурово посетовал капитан, вынимая из вялых рук несчастный фотоаппарат, – была, значит, в нем пленка…
– Я нечаянно! – тихо прошептал пионервожатый. – Ох, как жаль, как жаль! Вся пленка засвечена… Что ж будет теперь?
– Не переживай, – успокоил Сорокин, – как раз теперь все будет исключительно хорошо. Фото – это вторичное, вы ведь себя на деле покажете! Засади их, что ли, сочинения писать «Как я помогал милиции» – вот и будет отчет. А самым старательным я благодарность объявлю.
– Правда? – поинтересовался Алька, оживая.
– Честное пионерское. Они и так очень как помогли.
Судоргин взял себя в руки. По крайней мере, скомандовал построение уже уверенно и спокойно. Ребята завели «По долинам и по взгорьям» и четко, оттягивая носок, пошагали прочь. Капитан, проводив их теплым отеческим взглядом, пошел в отделение. Бережно упаковывая фотоаппарат, черканул несколько руководящих указаний подчиненным, куда сходить, какие мероприятия завершить и, главное, сколько написать толковых, грамотных отчетов. Чтобы у них не было свободного времени роптать на начальника.
Глава 7
Для Милы Самохиной, виновницы ночной суматохи, день начался пакостно. Удивительно, но все происшедшее совершенно вылетело из головы. Ей казалось, что она просто пришла с танцев, заснула – и вот уже звенит-заливается будильник. Правда, не сразу поняла, почему вместо любимого халатика, воздушного и легкого, на плечах какой-то ситчик и вместо любимого постельного белья – казенная картонная бязь со штампами.
Полупроснувшаяся, принялась собираться – и тут же выяснилось, что она в комнате одна. Пустые вешалки, пустые тумбочки, обобранные до матрацев койки – и нет никого, даже доброй, всепрощающей Тоськи.
Тут-то она все и вспомнила.
Что ж, то, что не стали душить сонную подушками, не остригли наголо, – уже неплохо. А то, что бойкот, – так это ей не привыкать.
«Легче дышать будет», – решила она, быстро оделась, нанесла на лицо все положенные цвета и оттенки, побежала на работу. Но там ждал ужасный сюрприз – в дверях стояла завстоловкой. Всех девчат пропустила, а Миле преградила путь, оттеснила в угол и категорически сообщила:
– От работы отстраняю.
– Как так?
– А вот так. Поскольку неизвестно, что у тебя там теперь, – заведующая указала глазами, – до работы с пищепродуктами не имею право тебя допускать.
Мила просто обалдела:
– Что же делать?
– Как что? Пройди осмотр, обязательно гинеколога, справку принеси из кожвена…
– Это же долго! И без направления…
– Уж это твое дело, а пока не принесешь чистые бумаги – делать тебе тут нечего.
Вот это было не просто ужасно, это был конец. Перед помутившимся взором Милы замелькали самые страшные картины самого ближайшего будущего. Увольнение по собачьей статье, позорный путь домой, где не ждут – уехала против теткиной воли, хлопнув дверью, бросив ее одну с остальными шестью ртами. Снова беспросветная жизнь с трудоднями и ни грамма кольдкрема, туши, ни сантиметра выше не то что колена – щиколотки!
У Милы
