Книга Хрен знат 2 - Александр Анатольевич Борисов

Опросили всех. Особенно скрупулёзно главных зачинщиков драки: что, где и когда. Докопались до правды, хоть она с другой стороны выглядела немного не так. Никого, типа того, на вокзале они не пасли, а просто играли в козла. Да, было дело, гнались. А кто б на их месте не побежал, чтобы взять своего под защиту?

Только не на того нарвались! Это названия улиц я запоминаю с трудом, а чью-нибудь рожу на раз! — увидел — сфотографировал.

Указал им на шкетов, ходивших дозором по площади и тех других, что лузгали семечки у выхода на перрон.

Где тонко, там сразу и протекло. Пацанята сопливые, врать ещё как следует не умеют. Спели в один голос, перебивая друг друга.

— Да, — типа того, — было такое дело. Дзяка сказал просекать за двумя пришлыми. Один в синем костюме, а у другого шишка на лбу. Как увидим похожих, порознь или вместе, велено звать толпу.

Призадумались парни. До начала сеанса пятнадцать минут, а вопрос не решён. Нет ключевого свидетеля. То ли зассал, то ли по делам отлучился. Билет он покупал. Все кто с того края, как один, подтвердили.

Хотели уже это дело спускать на тормозах, а тот самый Дзяка выныривает из-под вагона. Его сразу же в оборот:

— Где был?

— За брёвна ходил хезать.

Нагловато ответил. А меня разглядел, глазёнки сощурил. Они у него, как у волчонка. Такой зассыт!

Перед старшими не изворачивался, не юлил. Всё рассказал как есть:

— Да, стрелял. Потому стрелял, что рожа его (Дзяка кивнул на Витька) мне не понравилась.

Тот:

— Крову мать!

Еле разборонили.

Покурили наши начальники, посовещались, постановили: они после фильма пьют мировую, а мы в это время (те, кто имеют друг к другу неоплаченные кровью претензии), дерутся один на один. И с завтрашнего дня чтоб ни-ни! Скучно ведь пить без общей темы для разговора. А тут можно друг перед другом похвастаться своими борзыми щенками.

Три пары в итоге образовались. Я пролетел. Витька на свежей обиде раньше меня Дзяку за собой застолбил. Будет теперь сидеть в одиночку, ждать окончания фильма.

А меня загнали домой. Дед шёл из железнодорожного магазина с буханкою хлеба:

— Саш-ка-а!!! (типа того, что «к ноге!»)

Жаль конечно что Витькину драку не посмотрел, но сделал зато хорошее дело. В кои веки к Ивану Прокопьевичу за дёгтем сходил. Своих кошаков мазать не стал, но по очереди достал их духовки и тщательно осмотрел. Тьфу, тьфу, тьфу, чисто пока.

Потом меня покормили, загнали под душ и отправили спать:

— Вставать-то в какую рань!

После улицы одеяло и простынь казались такими холодными, что по коже озноб. Будто с берега в речку нырнул. Лёг, привыкаю, прислушиваюсь к звукам и голосам у калитки. Минут через пять мамка заходит:

— Ещё не уснул?

— Нет.

— От Серёжи телеграмма пришла. Соскучился. Хочет приехать.

Какой уж тут сон! Ворочался до полуночи.

Глава 7

Мина для Горбачева

Если настроиться с вечера можно проснуться, когда захочешь. Автобус подъехал в восемь утра. К этому времени я успел умыться, позавтракать и выслушать инструктаж: что, когда и в каком случае на себя надевать. Школьный костюмчик был отпарен и выглажен, в кармане шелестел троячок. Тот, из которого Серёга окончательно вырос, тоже доведён до ума: перелицован, подогнан под мой размер с достаточным запасом на обшлагах. Он теперь считался парадным, был уложен в чемоданчик балетку вместе с галстуком «бабочкой» на резинке и шёлковой белой рубашкой, что тоже с плеча старшего брата.

В этом плане я отличался от одноклассников. Заплатки на жопе были у всех, а продвинутая одежда у меня одного. Серёга следил за модой и абы чё не носил. Если где-то не так, мог часами ходить за мамкой, повторяя как мантру: «Заузь, заузь…»

Провожали меня как положено. Пока автобус разворачивался в нашем проулке, на дорожку присели.

— Слушайся старших, — сказал дед.

— Не языкать! — поддакнула мамка.

— Рубашку не перепутай, — ещё раз напомнила бабушка.

* * *

Кроме меня и шофёра, в автобусе было семеро. Это все те, кто заходил проведать меня в больнице, и ещё двое, которых, как мне показалось, я никогда раньше не видел. Поэты сгруппировались в дальнем конце салона и продолжали безудержный спор, начатый ими задолго до моего появления.

— Доброе утро! — пропищал я, засовывая под кондукторское сиденье авоську с продуктами.

Приветствие будто бы растворилось в языках табачного дыма.

— Не будет!

— Слушай, что тебе говорят!

— Кажется, всех подобрали? — громогласно спросил водитель. — С богом тогда!

Я не обиделся. Подумаешь, не ответили! Зато сижу выше всех. Между мной и лобовым стеклом только длинный железный рычаг, что открывает и закрывает пассажирскую дверь. Она в ПАЗ-651 только одна.

Автобус поехал медленно. Сначала не набрал скорость, потом пересёк по краю, да по обочине глубокую грязную лужу, напротив смолы.

Там начинался рабочий день. Петр Васильевич жарил яичницу на электрической плитке, а дядя Вася Культя расправлял шланг и разворачивал раздаточную трубу. В нашу сторону никто из них не смотрел.

— Ну, здравствуй, Саша Денисов! Как, подготовился? Стишок успел сочинить? — Иван Кириллович выдвинулся вперёд, шлёпнул ладонью по спинке моего кресла.

Я не успел ничего ответить, а он уже обратился к шофёру:

— Там мужики просят в ларёчек на Офицерскую заглянуть…

Тот флегматично кивнул, свернул на обочину около Витькиной кладки, в два счёта распахнул дверь и громко сказал в глубину салона:

— Что сидим? Кого ждём? Тут пешком быстрее дойти. Через мостик — и метров семьдесят по прямой.

Выходить никто не спешил. Где-то там сзади шелестели рубли, звякала мелочь, концентрируясь в чьей-то ладони и, судя