Книга Мечта о Просвещении - Энтони Готтлиб

Одно заметное различие между нравственными принципами и абстрактными истинами, которые, как предполагается, врожденные, такие как «Что есть, то есть», заключается в том, что последние кажутся самоочевидными и неоспоримыми, тогда как «не может быть предложено ни одно нравственное правило, для которого нельзя было бы с полным правом спрашивать основания»[438]. Локк не имел в виду, что человек не может быть уверен в своих этических взглядах или что не существует абсолютных нравственных истин. Он твердо верил в истинность христианских учений, чему Бог предоставил достаточно свидетельств. Точка зрения Локка состоит в том, что понимание наших обязательств и толкование воли Божьей требуют напряжения ума. Локк обращал внимание на то, что, даже когда разные группы людей соглашаются с каким-то моральным принципом, таким как важность выполнения обещаний, они предлагают разные обоснования в его поддержку. Так, христиане говорят, что мы должны выполнять свои обещания, потому что Бог требует от нас этого, а древний грек мог бы сказать, что поступать иначе значило бы препятствовать процветанию человечества. Если нравственные принципы запечатлены в наших умах, зачем людям рассуждать о них, спорить о них или пытаться научить им своих детей?

Многие из истин, которые богословы и моралисты относили к врожденным, касались воли Бога и обязанностей человека по отношению к нему. Локк указывал, что если какие-то такие принципы действительно присущи человеку изначально, то само понятие Бога тоже должно быть врожденным. Кроме того, было бы странно, если бы Бог не запечатлел себя, если бы у него был шанс. Но тогда почему, спрашивает Локк, в книгах о путешествиях рассказывается о целых народах – в Бразилии, на Карибах, в Сиаме, Китае и других местах, – которые, кажется, не имеют никакого представления о Боге? Почему даже в одной стране можно найти людей с совершенно разными представлениями о Боге? А как насчет мстительных, любвеобильных, лживых, буйных и порой даже телесных богов древних, которые напоминают людей больше, чем христианское или иудейское божество? Имели ли язычники схожее с нашим представление о Боге? Поговорите с сельскими жителями или с детьми, пишет Локк,

и вы увидите, что хотя имя Бога часто бывает у них на устах, но связываемые с этим именем понятия так странны, низки и жалки, что трудно представить себе, чтобы они были сообщены разумным человеком, а еще труднее – чтобы это были черты, указанные перстом самого Бога[439].

Удивительно, что при такой плохой репутации разговоры о врожденных идеях тем не менее продолжаются. Одна из причин, предположил Локк, состоит в том, что люди не могут вспомнить, когда их учили базовым принципам или когда они впервые столкнулись с ними, и потому пришли к выводу, что идеи должны быть присущи им с рождения. Кроме того, тем, кто ленится думать, и тем, кто хочет управлять последними, удобно считать некоторые истины врожденными:

Это избавило ленивого от мук исканий и остановило сомневающегося в его исследованиях… А для тех, кто претендовал на роль ученых и учителей, было немалой выгодой установить в качестве принципа принципов то положение, что нельзя подвергать сомнению принципы[440].

Это способствовало позиции «слепого доверия», когда людьми «легче управлять».

Некоторые говорят, что атака Локка на «врожденные представления» слишком проста, чтобы быть эффективной, так как его соображения кажутся практически очевидными. Действительно ли они опровергают взгляды сколько-нибудь искушенного мыслителя? Но за этим возражением стоит непонимание стратегии Локка. Он не доказывает ошибочность продуманной доктрины, а выявляет невнятные идеи. Его тактика состоит в том, чтобы показать, что буквальные версии такого учения ложны, и побудить его приверженцев придумать что-то лучшее, в уверенности, что они не смогут этого сделать. Дело в том, что люди, рассуждающие о «врожденных» знаниях или идеях, всегда мирятся с их неточностью.

Рассмотрим Декарта. Как мы видели, когда его обвинили в том, что он считает, будто младенцы появляются на свет с изрядным количеством врожденных знаний, он категорически отрицал это. Но многое из того, что Декарт писал о познании, Боге и математике, показывает, что он явно испытывал большое искушение перед понятием врожденности, не вполне понимая, что имеет в виду. Например, Декарт писал, что «вечные истины», такие как математические истины, «врожденны нашим чувствам»[441] и именно этот факт объясняет, как нам удается их постичь. Конечно, это отнюдь не настоящее объяснение математических знаний, а, скорее, попытка уйти от трудного вопроса. Это как если бы мы спросили ребенка, где он взял подозрительно большую сумму денег, а ребенок ответил бы: «Нигде. У меня они всегда были». В другом месте Декарт писал, что младенец в утробе матери «обладает… представлениями о Боге, о самом себе и всех тех истинах, что называются самоочевидными, точно так же, как и взрослые имеют эти идеи, даже не задумываясь о них»[442]. Но что это значит? Сказать, что взрослый человек владеет различными истинами или понятиями, даже когда не обращается к ним, значит предположить, что, если его спросят, он способен использовать их или объяснить их. Это явно не относится к младенцу в утробе матери. Итак, еще раз, разговор о врожденности кажется бессмысленной уловкой.

Тем не менее Декарт высказал одну хорошую мысль. То, что мы действительно познаем через чувства, когда воспринимаем внешний объект, всегда представляет собой некоторую форму физического движения, то есть объект касается нас, или испускает звуковые волны, газы или частицы, или отражает определенные длины волн света. Но каким образом, например, конкретные длины волн электромагнитной энергии воспринимаются нами как цвета? «При этом идеи боли, красок, звуков и так далее должны быть у нас врожденными тем более, что наш ум способен создавать их себе по поводу неких телесных движений… указанные же понятия универсальны и не имеют ничего сродного с движениями»[443], – писал Декарт. В действительности он имел в виду, что мы естественным образом сформированы так, чтобы осознавать определенные модели движения как цвет и другие чувственные ощущения. Это, безусловно, правильно: как выразился бы сегодняшний биолог, наши гены заставляют наши глаза и мозг превращать длины волн в цвета. Хотя в утробе у нас нет понимания цвета, именно благодаря нашему биологическому наследию мы можем позже приобрести его. Таким образом, хотя Декарт вводит в заблуждение утверждением, что мы обладаем врожденным представлением о цвете, он прав, полагая, что у нас есть врожденная способность познания.