Книга Великий страх - Роксана Гедеон

Глаза Клавьера слегка прищурились, но он, негодяй, не считал нужным приветствовать меня хотя бы кивком головы. В этот миг его ослепительная спутница шевельнулась и тронула его за рукав. Он сказал ей несколько слов, и по его вальяжному виду можно было судить, что к своей подруге он особого уважения не испытывает. Вероятно, это какая-нибудь его содержанка. Впрочем, у него вообще есть манера с кем угодно говорить вальяжно.

В этот миг колокольчик возвестил об антракте. Словно огромный груз свалился с моих плеч, так облегченно я вздохнула. Франсуа я так и не увидела, зато повстречала Клавьера… Вот невезение! Я медленно двинулась к двери, предварительно очень ясно взглядом продемонстрировав Клавьеру, что не собираюсь с ним разговаривать и вообще советую не подходить ко мне.

Десятки лиц мелькали передо мной. От этого мелькания да еще и от волнения у меня слегка закружилась голова. Нет, хватит поисков, следует немедленно уходить домой… Шум, стоявший в театре, действовал мне на нервы. Я остановилась на лестнице, пытаясь успокоиться и борясь со слабым приступом тошноты. В тот же миг чья-то рука поддержала меня. Я заранее знала, что это за рука.

– Любопытно, не правда ли? – вполголоса произнес Клавьер. – Помните Мартинику? Тогда вы тоже падали с лестницы.

– Оставьте меня, – произнесла я холодным тоном. – Я не падаю и не имею ни малейшего желания с вами беседовать.

– Ах да, у вас же семейные неурядицы. Печально, мадам, весьма печально.

Он руку убрал, но не отошел. Я даже не успела задуматься, откуда он знает о моих проблемах, как увидела Франсуа. Он был внизу, в фойе, но был не один. За ним следовала та самая прекрасная брюнетка, которую я десять минут назад видела в ложе Клавьера. Франсуа, по своему обыкновению, держался холодно и надменно – это был его способ кокетства, но брюнетка, очевидно, привыкла к такому обращению. Франсуа остановился, сказал ей два слова, и дальше по фойе они уже пошли под руку.

Настороженная, я наблюдала за всеми этими маневрами, машинально слушая насмешливый голос Клавьера:

– Ослепительная женщина, не правда ли, принцесса? Новая звезда в моей коллекции… Муж ее сбежал за границу, ну а я ее подобрал. Она из Испании, эта красавица, ее зовут Тереза Кабаррюс.

– Испанка, – повторила я машинально.

– Да уж, чистокровная… И она вам не уступит, мадам, по крайней мере сейчас. Нынче вам с вашей раздавшейся талией лучше с Терезой не тягаться… Ваш муж это отлично видит.

Вспыхнув, я оглянулась и окинула его уничтожающим взглядом. Весь стыд ситуации только сейчас начинал доходить до моего понимания. Я стою, беременная и несчастная, и наблюдаю, как моего мужа очаровывает какая-то испанка… Муж не очень-то и сопротивляется, за спиной стоит банкир, мой злейший враг, – отличное получается положение!

Я снова взглянула вниз. Франсуа снизошел даже до того, что купил Терезе конфеты.

– Ну так что, – вкрадчиво спросил Клавьер, – спустить мне эту красотку с цепи или нет?

– Что это значит? – спросила я холодно.

– То, что она от меня зависит. Если я разрешу – она живо вашего достопочтенного супруга соблазнит, если не разрешу – оставит его в покое и вернется ко мне. Как видите, я ими обоими руковожу, моя дорогая.

Я оглянулась, от ярости мои глаза сузились.

– Я вам не «дорогая», уж лучше бы вы не лицемерили. И оставьте меня, наконец, в покое. Вы можете делать что угодно и с вашей Терезой, и даже с Франсуа, но вряд ли это доставит вам большое удовольствие. Они оба не слишком ценные приобретения, не так ли? Вас интересую я, вы именно меня желаете вписать в свою коллекцию.

– Надо же, как вы проницательны… Что ж, вы правы, моя милая. Вы верно определили мою цель. Я полагаю, вы не всегда будете в столь интересном положении – придет время, и вы снова похорошеете. Вот тогда-то, принцесса, вы снова станете ценным призом.

Гневный румянец залил мне щеки.

– Я – ваш приз? Я скорее стану вашим несчастьем! И оставьте лучше свои бредни, господин спекулянт! Разве вам неизвестно, что я замужем, что я жду ребенка от другого человека, что я не продаюсь ни за какие деньги, – есть ли у вас аргументы против этого? Управляйте вашей Терезой, как хотите; мною управлять нельзя!

– Моя прелесть, не судите так опрометчиво, – коварно посетовал он, выслушав мою речь и лишь немного изменившись в лице. – Помните наше пари? Оно еще в силе, больше того, я даже склонен ужесточить его условия. Видите, как я уверен в победе.

Я закусила губу, но не отвечала ни слова. Легкое поташнивание снова поднималось к горлу.

– Мне жаль вас, мадам, – вдруг произнес он очень холодным тоном. – Вы своим замужеством объявили мне войну. А ведь я предупреждал вас… Я был бы готов простить вам любую женскую выходку, но вы нанесли мне настоящий мужской удар, удар под дых… и не ждите от меня пощады.

Я тяжело вздохнула, поднимая глаза к небу.

– Сударь, у вас, верно, горячка. Вы…

– Нет, мадам, к сожалению для вас, я здоров. И я буду так же здоров, когда осуществлю свое намерение. Видите ли, сударыня, я финансист, и оружие у меня одно – деньги. Поверьте, дорогая, я очень постараюсь, чтобы довести вас до финансового краха.

– Интересно, как вам это удастся. Я не играю на бирже и не участвую в грязных сделках, в которых замешаны вы.

Он смотрел на меня мягко, почти ласково, и голос его звучал прямо как мурлыканье.

– Я разорил Томпсона в Америке и целую кучу богатых молодчиков здесь, во Франции. Не следует сомневаться в моих силах, милая принцесса… Вы скверно со мной обращались и сильно рассердили меня.

– Сударь, – сказала я устало, не очень-то прислушиваясь к его угрозам, – я вела себя с вами так, как вы того заслуживали, и впредь буду вести себя точно так же.

– Кто знает… Кто знает, как вы поведете себя, когда у вас не будет и куска хлеба, чтобы накормить своего ребенка, не будет пары башмаков, чтобы выйти на улицу, ни даже полена, чтобы обогреть дом. Я человек неразборчивый в средствах, сударыня… Вы сами придете ко мне, босая и голодная, и сами попросите меня… Ну, там будет видно, о чем вы попросите. Вы поймете самое главное – поймете огромную ценность денег, мадам, когда их нет. И вы продадитесь мне за эти деньги, вы пойдете на что угодно, лишь бы я их вам дал…

Внешне он был спокоен, но вещи говорил безумные. Я не смогла ему ответить. Достойным ответом могла быть только пощечина, но мне стало так дурно, что я поняла: нельзя больше ни минуты оставаться в театре, на этой лестнице. Круто повернувшись, я устремилась вниз и, едва успев выбежать за порог, отчаянно вцепилась руками в ручку двери. Меня стошнило.

Когда я подняла голову и выпрямилась, пытаясь отыскать носовой платок, рядом со мной снова оказался Клавьер. Он стоял, не двигаясь и, видимо, не считая нужным прийти мне на помощь. Ненависть захлестнула меня – впервые такая осознанная по отношению к этому человеку. Ублюдок… Разве он не видит, в каком я состоянии? И вообще, какое у него есть право вот так стоять и наблюдать, окидывая взглядом мою располневшую фигуру?