Книга 10000 лет до нашей эры. Книга 1 - Катерина Риш

При свете пламени его кожа насыщенного медного цвета, он много времени проводит под солнцем. Из его перехваченным ремешком хвоста выбивается несколько неумело заплетенных кос. Ты плетешь их сам себе, каждое утро, в спешке. А ведь все может быть иначе.

Я делаю шаг к нему ближе. Я еще никогда не была к нему так близко.

Я касаюсь его груди ладонью. Ощущаю биение сердца. Оно бьется слишком быстро для той каменной глыбы, какой ты стараешься казаться, Анкхарат. Но ты не каменный, ты сам мне сказал. Не учел, проговорился.

Ничего из этого я не говорю.

Я поднимаюсь на цыпочки и легко целую его в губы. И чувствую подушечками пальцев, как ускоряется биение его сердца.

Мне не нужно спрашивать, что ты чувствуешь теперь, Анкхарат. Я тоже это чувствую.

Хлыст летит на землю. Он хватает меня за талию, притягивает к себе. Целует с жадностью, совершенно не считаясь со мной. Мужчина выбирает, женщина повинуется. Разве я не знала, куда приведут меня мечты?

Я пытаюсь оттолкнуть его от себя, упираюсь обеими руками в грудь, но он только усмехается, на миг прерывая поцелуй. Он сильнее. Он заводит мне руки за спину, придерживая обе кисти одной только рукой. Я в его власти. Разве я не хотела этого? А зачем тогда играла с огнем? Его не оттолкнуть, не обрести свободу, пока он не получит желаемого.

Он держит мои руки правой, а левой срывает с моих бедер ненавистную ему короткую юбку.

— Нет… Нет!

— Нет? — переспрашивает он. — После всего я слышу «нет»? Я долго терпел. Долго отказывался идти на поводу планов Асгейрра.

— Причем здесь… он? — я тяжело дышу.

— Гонки… — его дыхание тоже сбилось. — Чья избранница раньше других заявит, что ждет ребенка, тот занимает первую дорожку. И так до десятой. Я щадил тебя. Щадил твоих детей.

— У пока не хочу детей, Анкхарат.

Он смеется. Ну да, в этом мире, наверное, это звучит смешно.

— Это решать Богам. Не тебе.

— Я решаю тоже.

— Снова знания твоих предков?

— Отпусти меня.

Он отпустил. Хотя его взгляд оставался диким, голодным.

— Я еще могу занять шестую дорожку, ты слышала, — произносит он с угрозой.

— Анкхарат… Сейчас это сложно рассказать, но я обещаю собраться с мыслями, чтобы… объяснить тебе кое-что о женщинах. И кое-что о мужчинах.

По глазам вижу, что не верит. И спрашивает немного разочаровано:

— А до тех пор оставим все, как есть?

— Нет. Мы можем… ну я могу… показать тебе кое-что…

— Что?

— Пообещай сначала, что если я скажу «нет», ты остановишься.

Он колеблется.

— Ты сам говорил, что женщина приносит больше наслаждения, если у нее есть желание.

Он снова поднимает глаза к небу.

— Когда же мы перестанем, наконец, говорить об этом? — выдыхает он. — Хорошо, обещаю.

— Я стукну тебя чем-нибудь тяжелым, если ты будешь делать вид, будто не слышишь меня.

— Ты еще кота на помощь позови.

— Поводья! — ахнула я.

— Что?!

— Старые поводья Швинна! Я привяжу тебя, Анкхарат, и ты ничего не сможешь мне сделать.

— Я и не собираюсь идти против твоего желания, — серьезно ответил он. — Я ведь обещал.

Он снова потянул меня к себе.

— Тебе не кажется, что время разговоров давно прошло?

Его губы легко скользнули по моим, без напора и грубости. Я обвила руками его шею, и он разгадал мои мысли, подхватил под коленями, приподнял над землей и понес в дом.

Очень быстрым шагом.

Почти бегом.

Глава 21. Десятая дорожка

Пока Анкхарат был рядом, я эгоистично молила Мироздание хоть на миг замедлить свой стремительный бег. Остановить закаты и рассветы, не менять времена года, не позволять бутонам превращаться в цветы и не расшвыривать пожухлые кроны деревьев на размытую дождями землю.

Разумеется, время оставалось безучастным и только множило зарубки в моем календаре.

Я не преуспела в обучении Анкхарата, по правде сказать, ни той первой, ни последующими ночами. В конце-то концов, строения наших тел не изменились за сотню веков, разделявших нас, и уже сейчас мужчины знали, как минимум несколько способов того, как получать удовольствие.

Я умирала от ревности. Я старательно гнала прочь от себя вопросы о том, где Анкхарат постигал науку любви, в Домах Наслаждений или ему попадались искусные избранницы, но получалось плохо.

Мне хотелось превзойти их всех вместе взятых и, видят Боги, я старалась.

Анкхарат не спрашивал, где всему этому училась я. Девственность в их обществе не играла никакой роли, не превозносилась до небес, а ее отсутствие не осуждалось. Ее потеря считалась естественным этапом взросления человека, только и всего. Наряду с верховой ездой, умением управляться с оружием мужчина учился обращаться с женщиной.

Ревности они не знали тоже. Что было логичным для этого общества, в котором мужчина мог делить женщину с другими из племени.

А еще чтобы ревновать, нужно было любить. А этому чувству в нуатле даже не нашлось подходящего слова.

Я кусала губы, когда изгибалась дугой под его руками, чтобы подавить этот полукрик-полустон: «Люби меня, слышишь, только меня!»

Я могла, как говориться, привязать его к себе так, чтобы потом и отвязать-то нельзя было, но это было нечестно, несправедливо, низко и вообще…

Нельзя обрекать его на любовь, как бы хорошо мне сейчас не было.

Еще я часто благодарила Мироздание хотя бы за то, что не угодила в век, когда церковь и религия вмешались в то, что касалось только нас двоих и никого больше. Хвала Богам Нуатла, что, благословляя мужчин, они все же оставались за пределами спальни, позволяя решать именно мужчине, без нравоучений, осуждений и запретов, как поступать с женщиной в своей постели.

Иногда Анкхарат слишком увлекался, и мне было не догнать его. Но с той единственной ночи мне больше не приходилось останавливать его, он не прибегал к силе, не использовал превосходство, чтобы навредить мне. Это уже говорило о многом, если задуматься.

Я так и не спросила, почему жен вообще отправляют на Остров прочь от мужа. Пораскинув мозгами и сопоставив рассказы Зурии и Анкхарата, я пришла к выводу, что эта ссылка обязательна только, если женщина беременна. Это успокаивало.

Дети меня и раньше пугали, но в совокупности с тем, что мне вообще придется рожать в этих первобытных условиях, внушали прямо-таки неподдельный ужас.

Я старалась отстрочить этот миг.