Книга Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города. 1917-1991 - Наталия Лебина

О бегах как азартной игре, продолжавшей существовать легально и в условиях социализма, я впервые услышала от отца. Как все питерцы, он обожал Таллин, куда впервые попал в 1940 году, в возрасте 20 лет. Да-да, как «оккупант». От времени, когда папа устанавливал советскую власть в Эстонии, у нас осталась фотография хорошенькой эстонки, родители которой мечтали выдать дочь замуж за юного советского офицера, и забавная статуэтка «Девушка в купальнике», а у отца еще и тайная мечта побывать на ипподроме. Потом была спешная эвакуация наших войск из Эстонии в начале сентября 1941 года. Один из драматических эпизодов Таллинского перехода отец в 1956 году описал в рассказе «Любовь Николаевна». Двое людей держатся за одну доску – единственное спасение в бушующем холодном море. Оба они плыли в Ленинград, но транспорт попал под обстрел немецкой авиации, и люди оказались в воде, температура которой не превышала 10 градусов. Доска явно не выдержит двоих. И тогда жизнь молоденькому красноармейцу спасает женщина-санинструктор Любовь Николаевна. Она заставляет его пристегнуться к доске ремнем, а сама направляется вплавь к берегу, ведь в молодости была спортсменкой462. Наивный, неумелый, но трогательный и правдивый рассказ. Мой отец сам проплавал среди обломков судов около трех часов – застудил почки, выжил, но стал инвалидом в 21 год. Однако, несмотря на прибавившееся ранение на Невской Дубровке – в 1942 году крохотный осколок снаряда застрял в кости черепа над бровью и остался там на всю жизнь, – воевал до конца войны. В 1944 году вновь оказался в Эстонии. А в 1962 году он повез меня и маму в Таллин. Много и живо рассказывал, а потом повел на ипподром. Я, тогда 14-летняя, по-советски вполне начитанная девочка, была потрясена: вокруг царила атмосфера азарта и соблазна. Все напоминало одновременно «Анну Каренину» (сцену скачек), детектив Дика Фрэнсиса «Фаворит» и, конечно, уже прочтенный мною «Звездный билет» Аксенова. Один из героев второго плана в этой книге, личность, тем не менее, знаковая для 1960‐х годов, фарцовщик Фрам, говорит: «Помчались на ипподром? Там сегодня отличный дерби бригада отправилась играть на тотализаторе. Вы никогда не играли, мальчики? Тогда пойдите обязательно. Новичкам везет, это закон»463.

Не знаю, насколько доходными было посещения ипподромов в 1960‐х годах, но в условиях нэпа азартные игры многим казались реальной возможностью преодолеть материальные трудности. Не случайно в сатирическом журнале тех лет было опубликовано такое шуточное объявление: «Утерян выход из затруднительного финансового положения. Прошу возвратить, ценен как память»464. Многообразие бытовых норм нэпа предоставляло широкие возможности иногда сомнительных выходов из затруднений даже тем горожанам, которые не могли позволить себе посещение казино, ипподрома, электролото. В городах, особенно в районах рынков, появилось немало аферистов и шулеров, которые могли предложить свои услуги истосковавшемуся по азартной игре обывателю. Почти такую же ситуацию можно было наблюдать и на советских рынках незадолго до развала СССР. Многие помнят знаменитых «наперсточников» конца 1980‐х годов. В годы нэпа среди публики пользовалась популярностью «игра в палочку». Она напоминает рулетку, но вытаскивались в ней не номера, а палочки с зарубками. Распространены были и забавы под интригующим названием «головка и юбочка», мошенническая карточная игра «марафет» и «наперстки»465. Власть, не только ликвидировавшая запрет на всякого рода азартные развлечения, но и в определенной степени спровоцировавшая обывателя, не могла себе представить, насколько он будет падок на поиск легкой наживы. Еще в самом начале нэпа в прессе появлялись тревожные статьи о растущей популярности игорных заведений. Автор одной из таких публикаций прямо писал летом 1922 года: «Сегодня играют нэпманы, а завтра пойдет тот, у кого на руках казенные деньги, кооператор, казначей, артельщик и т. д.»466 И он был прав. Завсегдатаями советских казино стали и представители класса-гегемона – рабочие. Многие из них полагали, что таким образом они приобщаются к нормам досуга, ранее доступным лишь привилегированным слоям общества. Уже упоминавшийся выше Поссе писал: «Неправда, что в игорных домах гибнут преимущественно старые и новые буржуи, нет. Там больше гибнет советских работников и фабрично-заводских рабочих»467. Власти попытались отвлечь представителей рабочего класса, социальной опоры нового общества, от «азарта» испытанным образом – созданием неких советских игр. Известный педагог и психолог Сергей Рубинштейн весной 1925 года получил заказ от нескольких издательств на составление подвижных, а главное, настольных игр для рабочих и комсомольских клубов468. Стремясь как-то приструнить аферистов и шулеров, завлекавших и обманывавших горожан прямо на улицах, местные органы власти начиная с 1926 года издавали постановления, согласно которым «в открытых публичных местах (улицах, рынках, скверах, садах) игры в карты, кости, наперсток, орлянку и т. п.» строго запрещались469. И все же до официальной смены политического и экономического курсов государство не решалось лишиться стабильного дохода от азартных игр. Лишь в мае 1928 года, когда начался переход к системе жесткого централизованного планирования народного хозяйства и нормирования сферы повседневности, СНК СССР принял постановление, предписывавшее «принять надлежащие меры к немедленному закрытию всех заведений для игр в карты, рулетку, лото и другие азартные игры»470.

Карточные игры как форма азарта и наживы какое-то время нелегально процветали в приватном пространстве. Известный сыщик Иван Бодунов вспоминал о подпольном игорном бизнесе эпохи нэпа: «Показываться в публичных местах ответственному работнику было опасно – приметят, и начнутся неприятности, – а в уютных частных квартирах все шито-крыто, никто не узнает. Торговцу выгодно быть хорошо знакомым с ответственным работником и даже проиграть ему в покер сотню-другую. Придешь потом в трест – знакомы, отказать неудобно. Он и контракт подпишет и авансирует. Словом, пойдет навстречу. Тут уж выигрыш не на сотни считается, а на тысячи. В игорной комнате стояли два ломберных стола. За одним сидели винтёры, люди все пожилые, серьезные, молчаливые. У них на столе лежали щеточки и мелки, и игра шла на умении, на расчете, на опыте. За вторым столом играли в покер, в игру азартную, дерзкую, построенную на обмане, который входит в ее правила и культурно называется „блеф“»471. Но в 1929 году НКВД издал специальный циркуляр, после которого органы милиции развернули работу по обнаружению и ликвидации тайных игорных притонов в городах472.