Книга История инквизиции - А. Л. Мейкок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лжесвидетелей, провинившихся священников, членов религиозных орденов, а также тех, чье поведение следовало наказать с особой суровостью, приговаривали к форме заключения, называемой murus strictus. Это было наиболее суровое наказание. Узника бросали в темную, отвратительную камеру, иногда подземную. Это была камерa-одиночка; кормили заключенного только хлебом и водой. Иногда узника приковывали цепями к стене и надевали на него кандалы. Навещать его дозволялось лишь инквизитору и епископу. Однако в 1351 году, по просьбе генерального викария Тулузы, король Иоанн II приказал, чтобы дважды в месяц узники имели возможность отдохнуть и поговорить с друзьями.
«В документах я натолкнулся на описание одного случая, – пишет Леа, – когда в 1328 году лжесвидетеля приговорили к murus strictissimus, то есть он должен был носить кандалы на руках и ногах… В деле Жанны, вдовы Б. из Тура, монахини из Леспинасса, которая в 1246 году совершала обряды катарской и вальденской ереси и была неискренна в своем признании, записано, что она была приговорена к заключению в отдельной камере в собственном монастыре, куда никто не мог входить и где никто не мог видеть ее. Пищу ей проталкивали в специальное отверстие. По сути, это была настоящая гробница для живого человека».[140]
У инквизиции были собственные тюрьмы в Каркассоне и Тулузе. Неизвестно, имела ли инквизиция свою тюрьму в Безьере; в Памьере епископ предоставлял в их распоряжение prison des Allemans. Похоже, что, в общем, инквизиторские тюрьмы были такими же плохими, как и светские, – грязные, едва проветриваемые, иногда вообще не подходящие для проживания людей. Довольно любопытно, что иначе дело обстояло в Испании, где и светские и церковные тюрьмы были лучше оборудованы. Однако в Лангедоке и Италии тюрьмы ничем особенным не отличались. Заключенным никогда не хватало питания, да и пища была не из лучших. При munis strictus к лишениям и дискомфорту менее сурового наказания добавлялись ужас одиночества и изнуряющая тяжесть кандалов. В таких условиях смерть становилась желанным избавлением от кошмара. Неизвестно, что при muras strictus первым лишалось жизни – разум или тело. Как нам известно, в 1273 году один узник «ранил себя в голову, желая смерти и надеясь убить себя».
Следует, впрочем, заметить, что подобные вещи были не по нраву даже самым ожесточенным инквизиторам. Меньше всего Святая палата хотела, чтобы все кающиеся грешники погибали в тюрьме от нужд и лишений. «Надо быть осторожным, – заявил один из представителей власти, поражая шаткостью своей позиции, – а то как бы суровая тюремная дисциплина не довела до смерти осужденных… потому что в этом случае судей, которые вынесли этот приговор, обвинят в неспособности вынести правильный приговор». Таким образом, даже если инквизитор был настоящим монстром, он не мог спокойно относиться… к смерти осужденного им еретика. Даже если мы согласимся с мнением оппонентов, которые выставляют всех инквизиторов только в черном свете и выставляют их как людей, глухих к голосу справедливости и ничего не знающих о порядочности, то нам придется признать, что следить за нормальным состоянием тюрем было в интересах инквизитора.
Большое количество необходимых реформ было внедрено в систему инквизиторских тюрем Папой Клементом V. Дачные выступления Бернара Делисье вызвали целый шторм враждебности против церковных властей Лангедока, в ответ на что инквизиция начала яростную кампанию против ереси. В 1306 году члены монашеских орденов двух религиозных домов написали Папе, торопя его вмешаться в это дело; тем временем консулы Альби и Корда официально пожаловались на поведение инквизиторов и Бернара де Кастане, епископа Альби. Было установлено, что множество невинных людей арестовали и посадили в тюрьму, что пытки к арестованным применяли без ограничений и что условия содержания людей в тюрьмах были отвратительными. Несколько человек так ослабли от нехватки пищи и пыток, что их сердца не выдержали и они умерли.
Папа Римский назначил комиссию, возглавляемую кардиналами Тейефером де ла Шапель и Беренгаром Фредолом. Они должны были поехать в Лангедок, чтобы провести полное расследование. Кардиналы имели право призвать к себе на допрос епископа и инквизиторов, посещать тюрьмы, приостанавливать судебные заседания, позаботиться о том, чтобы все ошибки были немедленно исправлены и своевременно сообщать обо всем происходящем в Рим. Изучив состояние дел, папские легаты прогнали нескольких тюремщиков, приказали, чтобы узников больше не содержали в кандалах и чтобы людей немедленно вывели из подземных камер. Все узники должны были иметь возможность регулярно передвигаться в пределах здания тюрьмы; использовать подземные камеры вообще запрещалось. Следует заметить, что лишь после 1550 года последняя мера была взята на вооружение законодательной системой Франции.
Результаты папского расследования были опубликованы в важной булле «Multorum Querela», которая была обнародована на Церковном соборе в Вене в 1311 году. Булла строго запрещала сотрудничество официальных лиц Святой палаты и местных епископов во всем, что касалось преследования ереси. Инквизитор не мог передать кого-то в руки светского правосудия, не мог назначить наказание в виде munis strictus, a также применять к обвиняемому пытки без разрешения епископа. Доступ в тюрьмы был открыт. Епископ должен был назначать одного тюремщика, а инквизитор – другого, и каждый должен был иметь свои ключи. Учитывая все это, можно сказать, что это была весьма действенная, справедливая реформа, «подрезающая крылья» инквизитору. Бернар Гуи был недоволен этими новыми правилами; он заявлял, что они мешают работе Святой палаты и что Папа Римский забыл о своей обычной мудрости, отдавая распоряжение внести их в буллу. В некотором смысле это утверждение верно. Реформы Клемента, какими они были известны в истории, существенно сократили свободу инквизиторов, однако говорить об их мудрости не приходится. Если бы все инквизиторы были такими же способными и честными, как Бернар Гуи, то ничего предосудительного в старом режиме и не было бы. Таким людям можно было бы довериться во всем: они смогли бы блюсти справедливость, но не забывали бы одновременно и о милосердии. Однако это было совсем не так. Существовали ужасающие злоупотребления властью и допустить их продолжения было невозможно. В этом и была цель реформ Папы Клемента. Доктор, нравилось ему это или нет, хотел он этого или нет, должен был выслушивать и «второе мнение».
Думаю, читателю понятно, что в Средние века к тюремному заключению относились совсем иначе, чем сейчас. Это было относительно новой вещью, шедшей от монахов и служащей для того, чтобы добиться раскаяния. Так, если узник пытался убежать из инквизиторской тюрьмы, к его бегству относились не как к желанию избежать справедливого суда, а как к добровольному отказу от любящего наказания Церкви – акт преступной неблагодарности! Для нас подобные вещи кажутся смехотворными и совершенно фантастическими. Однако так относились к подобным наказаниям судьи, а, судя по епитимье, можно в некоторой степени понять, почему узники так редко пытались сбежать из тюрьмы. Дело, должно быть, было не только в бдительности суровых стражников и в мощи толстых стен темницы. Большинство стражников легко поддавались коррупции; узники, осужденные к munis largus, большую часть времени проводили вместе и имели бесчисленные возможности составить план побега. Однако это происходило крайне редко.
