Книга От Сталинграда до Берлина - Валентин Варенников

Одновременно эту операцию проделали командир артиллерийского истребительно-противотанкового полка, который был придан нашему полку на период боев за Днепр. Огневые позиции полка (пять артиллерийских батарей) были расположены вдоль опушки рощи, которая шла вдоль берега в 200–300 метрах от воды. Полк в основном должен был бить прямой наводкой – по видимым с огневых позиций целям. Но при необходимости мог вести огонь и по целям, которые находятся в глубине и видны только с наблюдательного пункта, расположенного на правом берегу Днепра.

Успех этой операции зависел еще от двух обстоятельств. Во-первых, от умелых действий на быстрине, т. е. на участке самого быстрого течения реки, который был шириной до 300 метров, около 10–15 процентов всей ширины реки. На этом участке лодки и особенно плоты могли быть отброшены далеко вниз по течению. Поэтому тут надо было не только как следует поработать веслами, но и суметь изловчиться и поставить плот (лодку) по отношению к оси течения под таким углом, чтобы само течение подталкивало их к правому берегу.

Второе условие заключалось в том, что надо было изготовить плоты на все подразделения, которые по плану должны были переправляться именно на плотах. Другими словами, плоты были фактически разового пользования. Достигнув противоположного берега, они оставались там для других нужд. Из них делали причалы, блиндажи, дзоты и т. п. Все негодное для строительства шло на дрова.

Связь для управления войсками на первых порах, естественно, планировалась по радио. Но одновременно с первой волной войск связисты протягивали на правый берег сразу несколько «ниток» провода. Разумеется, на все случаи деятельности были разработаны и таблицы сигналов.

Конечно, перечислено далеко не все, что было сделано, но даже этот небольшой перечень в общих чертах дает представление о том, что к форсированию Днепра готовились капитально.

Первым получил команду «вперед» передовой отряд полка, который возглавлял лейтенант М. В. Кокоулин (кстати, он и сейчас здравствует и проживает в Москве). Два десятка лодок для автоматчиков и несколько легких плотов для минометчиков быстро, но бесшумно заскользили по воде. Мы облегченно вздохнули: началось! Минут через семь двинулась вперед первая волна – роты первого эшелона первого и второго стрелковых батальонов, на широком фронте. Здесь же батарея 45-мм орудий. За ней вторая волна – роты второго эшелона батальонов, минометные роты, полковая артиллерия, боеприпасы первой необходимости. Затем шла третья волна – батальон второго эшелона полка и т. д.

Когда передовой отряд полка достиг середины реки, т. е. попал на быстрину, неожиданно взметнулся вверх луч мощного немецкого прожектора. Вначале он замер, но тут же опустился на воду и начал шарить по поверхности Днепра. С юго-востока дул небольшой ветерок – нам-то он помогал в преодолении реки, но в то же время доносил различные шумы с реки до противника – а это было не в наших интересах. Передовой отряд, попав в полосу быстрого течения, начал усиленно работать веслами. Видимо, плеск воды был услышан на правом берегу, поэтому ожил прожектор, который вначале пробежал по всем близлежащим участкам реки, а затем стал обшаривать ее метр за метром – детально и внимательно.

Как и следовало ожидать, его луч выхватил из тьмы одну из лодок. И сразу ударили три крупнокалиберных пулемета. Даже нам, находившимся на своем плоту на значительном расстоянии от этой лодки, стало неуютно.

Командир полка майор И. М. Полищук, поняв, что замысел скрытно перейти на правый берег сорван, дал команду артиллерии открыть огонь по всем разведанным целям, и в первую очередь на переднем крае. И мы тут от души дали фашисту «прикурить», обрушив на него всю нашу огневую мощь. Над Днепром все грохотало, гремело, раскалывало на части темное небо, бурлила и вспенивалась вода… Через одну-две минуты прожектор полностью «ослеп» и больше не «прозревал», а пулеметы захлебнулись и заглохли. Тогда противник стал интенсивно освещать ракетами зеркало реки и открыл артиллерийский огонь. Конечно, прицельно вести ему огонь было сложно, однако залпы противника уже достигали своих целей, тем более что заговорила тяжелая дальнобойная артиллерия. У нас появились потери. В первой волне форсирующих снарядами было разбито две лодки, разворочена половина плота. Солдаты беспомощно барахтались в воде. Очередная, т. е. наша, линия выхватывала их из воды, но всех подобрать не удалось, не смогли взять на буксир и поврежденный плот. Медленно вращаясь вокруг своей оси, он, груженный ящиками с боеприпасами, уходил вниз по течению.

Но вот в зону огня вошла и наша волна. Снаряды рвались повсюду и беспрерывно, гейзерами взметнулись вверх водяные столбы. Все вокруг кипело и гремело – взрывы на воде почему-то издавали мощный звук, который усиливало многократное эхо. Пройдя быстрину, вдруг ахнули: у кормы нашего плота рулевого весла как не бывало, а два солдата – рулевой и еще один – свалились в воду и больше не появились. Кто-то стонал. Майор Полищук закричал: «Спокойно! Навались на весла!» Все стали с весельными рядом, изо всех сил помогая грести. Разорвался очередной снаряд, и мы вошли в поднятый им столб воды.

Нас окатило гигантским «душем». Если хотя бы на одну-две секунды мы продвигались быстрее, то снаряд разорвался бы, конечно, на плоту.

Берег был уже совсем близко. Там творилось что-то невообразимое: несколько групп наших бойцов, преодолев кручу и вскарабкавшись наверх, втянулись в бой, чтобы удержать клочки захваченной земли. Конечно, это были солдаты передового отряда. Их командир лейтенант Кокоулин, проявляя лично храбрость и мужество своими действиями, увлек вперед бойцов и захватил малюсенький участок на высоком берегу, что явилось основой всего плацдарма.

На самом правом фланге – на очень узком прибрежном пляже – шла рукопашная схватка. Беспорядочная стрельба и разрывы ручных гранат, тяжелое уханье батарей – все слилось в сплошной гул и вой.

Командир полка приказал мне организовать максимально интенсивный огонь артиллерии полка, приданной и поддерживающей, а сам, уточнив, где находится командир 1-го стрелкового батальона старший лейтенант Иванов, бросился к нему. Командиры-артиллеристы остались со мной. Чтобы ввести в бой артиллерию, в том числе нашу 120-мм минометную батарею, и управлять огнем со своего временного пункта управления, устроенного у вытащенного на берег плота, я запросил по рации, где располагается 45-мм батарея. Оказывается, два орудия на лямках уже затаскивали по небольшим овражкам вверх, в захваченную нами первую траншею противника. Небо постоянно озарялось множеством осветительных ракет. Мои разведчики, которые всегда были рядом, все время стреляли из автоматов.

Мы встретились с командиром батареи лейтенантом Шелудько, как родные братья, на миг обнялись – и за дело. Я обрадовался, что два орудия были уже почти наверху. Шелудько хотел затянуть еще два – на других участках, но я сказал, что нет смысла рисковать – здесь уже проторены дорожки. Надо всем навалиться и поднять орудия наверх. «Лезу наверх и жду тебя с орудиями именно здесь», – сказал я ему и стал карабкаться по круче. Это взбодрило людей, прибавило энергии. Моя группа – разведчики, связисты и старший адъютант (начальник штаба) – тоже быстро двинулась вслед за мной. А на верхотуре – как на семи ветрах – все и всех продувает и простреливает – справа налево, слева направо и с фронта. Хотя наши передовые подразделения уже и были впереди, метрах в 100–150. Мы броском рванули вперед, но все-таки одного радиста потеряли – Николая Цимбала. Он был замечательный воин и прекрасный человек. Когда у нас выдавалась минута затишья, он красиво играл на гитаре.