Книга В.Н.Л. Вера. Надежда. Любовь - Сергей Вавилов

Я так отвык проходить собеседования, что даже разволновался. Чуть не допил оставленное Пашей на полу пиво. Бритвой поцарапал скулу. Хорошо хоть остальные увечья лица перестали бросаться в глаза. Паша задавал мне вопросы:

– Серый, а оплата сдельная?

– Да, – отвечал я, одеваясь.

– А график?

– Пятидневка. С восьми до шести!

– Да ладно!

– А как ты хотел?

По поводу графика я не врал. Меня самого удивило это объявление. Зато и сумма, значащаяся там в графе «оплата» была более-менее привлекательна. То есть платили хорошо – но только тем, кто готов хорошо работать.

Контора их, до названия «офис», как было сказано в газете, никак не дотягивающая, находилась в выходящем на улицу подвале жилого дома недалеко от реки Карповки.

У входа в подвал курили несчастные люди. На их фоне я отличался молодостью. Может быть, даже привлекательностью, хотя о себе вроде бы нескромно. Зато честно.

– На собеседование? – указав на металлическую дверь пальцем, спросил я.

– Да, – миролюбиво отвлёкся один из несчастных и снова вернулся к тихому диалогу со вторым.

Я тоже закурил в сторонке. Смешиваться с несчастными было нельзя. Здесь, к счастью, у каждого своя дорога.

Пока я курил, металлическая дверь открывалась дважды. В первый раз оттуда вышел подросток с ещё мягкими, юношескими усами над заячьей губой и, очевидно, очень тяжёлой ручной тележкой, наполненной плотными пачками газет. Привычными движениями кантуя телегу, он поднялся по ступенькам. Потом половчее поставил её и, взяв за ручки, укатил прочь. Во второй раз из двери показался молодой ещё мужчина с экземной кожей – вероятнее всего, местный работник. Он закурил и тягуче сплюнул в консервную пепельницу, стоящую на подвальном бордюре.

Я выкинул окурок, спустился вниз и потянул на себя дверь.

Внутри находилось ещё несколько человек несчастливой наружности.

Короткий коридор упирался в дверь. За ней, как я понял, вершились судьбы ожидающих – кто-то получал работу, кто-то очередную порцию разочарования. Только вот что за мотив может найтись при отказе? Работа почтальона-тяжеловоза, как мне казалось, не требует особой квалификации. Физических усилий – да! Но справляется же с ней парень с заячьей губой…

Я сел на стул, прихватив газету, что во множестве лежали на столе и даже на полу подвала.

Парень с экземной кожей проходил мимо меня ещё раза три. Потом остановился возле, покачался на носках.

– А вы?… – и он указал пальцем на судьбоносную дверь.

– Ага, – принимая его тон, ответил я.

– Пойдёмте…

Я поднялся со стула и пошёл за ним.

Вот так скорее всего и чувствовали себя узники гестапо. Стул. Стол. За столом – неопрятная немолодая блондинка в клубах сигаретного дыма. Её навсегда уже уставшие глаза не хотят видеть не то что меня, а весь род человеческий. А газовая камера уже битком…

Усадив меня напротив неё, экземный скрылся.

– Давайте ваш паспорт, – без лишних прелюдий перешла она к делу.

Я протянул ей документ.

– Прописки нет… – констатировала холодно, но паспорт не отдала. – Где живёте?

Я назвал адрес.

– Вы снимаете?

– Нет. Живу у родственников, – соврал я. Мне казалось, что эта ложь – во спасение…

Она поднялась из-за стола и, прикурив новую сигарету, принялась ходить по комнате.

– Ну вот как я вас возьму? Где гарантия, что вы не выкинете газеты в ближайшую урну? А потом придёте за оплатой?

– Ну вы, наверное, подстраховываетесь…

Она вдруг посмотрела на меня с интересом.

– Ну допустим… Но ведь тут материальная ответственность… А без прописки…

– Мне кажется, это не та ответственность…

– Уговорили… И так или чурки, или алкашня…

Мне предстояло закусить удила и прикусить язык. Рано обрадовавшись, я не особо вникал в тягучую, как папиросный дым, вялую речь. Я соглашался со всеми условиями и обрадовался, когда узнал, что оплата производится еженедельно. Вкратце ситуация была такова: в восемь утра я должен был забирать продукцию из офиса, хотя «из подвала» подходило бы к этому заведению куда лучше. Укладывать газеты в тележку и отправляться по адресам. Когда тележка закончится, я должен был вернуться за новой партией. И так до шести вечера.

– Предусмотрен обед, – сказала моя будущая начальница.

«Странно, если бы она сказала – “никакого обеда”», – подумал я. Сказано было так, будто я должен занести обед в список поблажек. Хотелось спросить про уборную и курение. Самым неприятным оказалось то, что на этой работе предполагалась шестидневка. Восемь утра субботы – не самое подходящее время для каких-либо начинаний.

Из подвала я вышел с впечатлением двояким. В сущности, я нашёл то, что искал. А вот сколько я потерял, мне придётся ещё подсчитать. Я предполагал, что мне придётся круто уставать. Более того, я сразу понял, что тележка газет – ноша отнюдь не беззаботная. А времени на всякие глупости у меня уже не будет, при том что серьёзно хотелось заниматься именно глупостями и только ими. Потому что серьёзные занятия глупостями приводят иногда к совсем не глупым результатам.

Мне пришлось заняться подсчётами. Если рассчитывать на те деньги, которые я должен получить, начиная карьеру разносчика и раскладчика, и на деньги, приходящие за краснодарскую квартиру, – жить на этот ворох можно было довольно безбедно. Да только вот не жить, а существовать. Опять дудочка и кувшинчик. Либо у меня не будет времени, либо денег. Стоп-стоп… Я как-то забыл про М-ск. Тамошнюю квартиру тоже можно было бы сдать, хотя и за меньшие деньги. И денег за две квартиры мне хватит точно. Хорошо иногда, пусть и безосновательно, почувствовать себя Ротшильдом.

В общем, так: на краснодарские деньги надо будет съездить в М-ск, заплатить долги коммунальным службам и сдать квартиру хотя бы до конца лета. На деньги же заработанные жить до отъезда в М-ск. Если всё это провернуть во второй половине мая, то с июня можно переехать от Паши и снова начинать беззаботную жизнь на деньги теперь уже от двух квартир. Спасибо бабке! Я только теперь в полной мере оценил оставленное мне богатство.

Я повеселел. Моя газетная каторга будет длиться не больше месяца. Всё, что было надо, – потерпеть. Потерпеть много неприятных вещей, связанных не только с работой, но и с проживанием. Вот с завтрашнего дня и начну…

Вечером я позвонил Верховенским. Я не придумал, что я скажу, подойди к телефону она – Оля.

– Серёжа! Привет. Тебе Артёма? Да, сейчас… – она сделала всё правильно. Она естественно обрадовалась моему звонку и не дала мне вставить какие-то слова, которые мог услышать хозяин (хозяин чего? Квартиры? Женщины?). Актрисой она была хорошей и рассудительной. Я даже улыбнулся её сообразительности.