Книга Голубая роза - Яна Темиз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А разве вы ему сказали о Сибел и о том, как вы стали свидетельницей?
– Нет. Но если бы он завел об этом разговор, я бы с удовольствием все ему рассказала. Вот рассказала же я вам – и мне стало легче. Если бы он был совсем ни при чем, он бы что-нибудь обязательно сказал.
– Я бы не был столь категоричен. Все люди по-разному реагируют на одни и те же вещи. Одни постоянно говорят о том, что их беспокоит, другие, наоборот, об этом-то и молчат. Может, он действительно ее никогда не видел и не придал значения всей этой истории. Разве ему больше не о чем говорить и думать? – «Странно, я защищаю его перед ней. Еще вчера бы не поверил, что смогу делать это искренне». – Может, его больше волнует, почему вы не собираетесь за него замуж?
– Не надо переводить разговор. И не надо меня жалеть.
– Так говорят феминистки, да? Я вас не жалею. Но думаю, что, будь я на месте доктора Октая, меня бы больше интересовал этот вопрос, а не убийство.
«Будь я на месте… представьте себя на ее месте… Что-то он такое говорил в машине – и я почти вспомнила. Что? Что я вспомнила? Проклятое вытеснение! Связано ли это с Октаем? Кажется, нет. Откуда у убитой его телефон?»
– Не надо меня отвлекать от неприятных мыслей. Лучше помогите разобраться. Даже если Октай лично задушил эту девушку – лучше мне об этом знать.
– Если бы он ее задушил, он бы точно уничтожил свой номер телефона, я не засовывал бы его в чужую папку. Так что не преувеличивайте. Может, она просто его пациентка? Он же популярный врач, разве не так?
– Вот и сказал бы тогда: это моя пациентка, ах, какой ужас!
– Он мог не сразу вспомнить ее лицо, у него, наверное, много пациентов.
– Вы его адвокат? «Не мог вспомнить», – нервно передразнила Айше. – Он же окулист, а не гинеколог, лица видит! А знаете, – вдруг сообразила она, – его адвокат – мой брат. И папка была в его офисе. Ведь главное-то не то, откуда его телефон у девушки, а то, откуда этот листочек в моей сумке. Она-то могла его из газеты выписать или у подружки взять. Чтобы линзы сменить, например.
– Слава богу. Кажется, вы пришли в себя. По крайней мере, стали говорить разумные вещи. Теперь можно продолжить наше сотрудничество. А то на вас было страшно смотреть. По-моему, нам из-за этого даже не несут счет, – Кемаль оглянулся, и, действительно, официант возник около столика сразу же, как будто только и ждал, пока эта пара выяснит отношения.
«Наверное, со стороны это так и выглядит, – подумала Айше, – влюбленные сначала были увлечены разговором и друг другом, потом поссорились, теперь помирились. Странно. Все в мире так странно. Все выглядит не тем, что на самом деле есть. Кажется, это у кого-то из французских символистов было? Господи, уже начинаются провалы в памяти. Когда это было, чтобы я не вспомнила подходящую цитату? Кстати, память, память…»
– У вас правда какая-то особенная память? – невпопад спросила она Кемаля, отдававшего деньги официанту.
Он удивленно посмотрел на нее. Интересно, при чем тут память? Понять бы ход ее размышлений.
– Я думал, вы скажете, что я не должен сам платить по счету. Спасибо, что не сказали. А память у меня, по общему мнению, хорошая. Мы же с вами весь ваш разговор с Сибел практически восстановили. Значит, я все запомнил правильно.
– Да я и думать не могла об этом счете! Но по-прежнему считаю, что платить мы должны были пополам. И я непременно с вами рассчитаюсь.
– Только не здесь. Айше, будет неудобно и неприлично, если вы сейчас начнете доставать и отдавать мне деньги. Так зачем вам понадобилась моя память?
– Можете вспомнить, что вы говорили в машине до того, как я ушла в ректорат? Дословно?
– Постараюсь. Но мы о многом говорили…
– Вы что-то рассказывали: то ли о месте преступления, то ли о том, как ее могли задушить… и я в тот момент что-то вспомнила или почувствовала. А что – не могу понять, и меня это раздражает и отвлекает.
– Тогда будет лучше, если мы сядем в машину, – предложил Кемаль, – поедем в ваш район, и ситуация будет почти такая же. Вам будет легче вспомнить. Все равно нам пора уходить.
– Хорошо, – Айше встала, слегка поправила юбку и потянулась за сумкой. Заметила папку, до сих пор лежащую на столе. – А что с этим делать? Отдать Сибел? Или это теперь улика вместе с тем листочком?
– Увы, – согласился Кемаль. – Я все-таки не частный сыщик, а полицейский. Папку я заберу. Вместе со всем содержимым. Но…
– Но?
– Вы будете рады, если я отдам ее в отделение завтра? А сегодня мы могли бы поговорить со всеми заинтересованными лицами.
– Вы же не хотели никому звонить, когда я предложила.
– Вы предложили спросить их в открытую, не вкладывали ли они туда этот листочек. И на это я не могу согласиться.
– Но придется объяснить Сибел и брату, почему я не отдаю папку. Не говорить же, что я ее потеряла.
– Нет, конечно. Вы же писатель – вот и сочините более правдоподобную историю.
– Я вчера уже одну сочинила. Теперь не знаю, как из нее выбраться. Сочиненные истории, знаете ли, затягивают, как болото. Больше я врать не стану.
Сумочка решительным движением была перекинута через плечо; папка перешла во владение Кемаля; каблучки застучали по мраморному полу; и официант, без особого интереса наблюдавший за уходящими клиентами, услышал, как мужчина сказал своей даме:
– Так-таки никогда в жизни и не солжете?! Вот и отлично. Давайте посплетничаем, а?
«Чего только люди не говорят! Бред какой-то. Даже не поймешь, что у них за отношения», – впрочем, надолго задерживаться на этом молодой официант не стал: если обращать внимание на все разговоры клиентов, недолго и свихнуться. Лучше бокалы протереть сухим полотенцем, когда делать нечего, чтобы сверкали.
– О моих близких? Вам не кажется, что это не этично?
– Не этично душить молодых беременных женщин. А все, что делается для их поиска, этично.
– Все? – она взглянула на него вдруг сделавшимися огромными глазами. – Не слишком ли просто? И доносы, предательство, обман, подслушивание?
– Давайте не будем начинать чисто теоретическую дискуссию, – попросил собеседницу Кемаль. – Я немало над всеми этими вопросами думал. И граница между доносом и помощью следствию для меня, например, ясна.
– Да? Тогда вам легче жить. И где же эта граница?
– Ну, например, если ваша подруга Сибел лжет с намерением создать кому-то алиби или еще каким-то образом прикрыть убийцу, а вы разоблачаете ее ложь, то это не донос и не сплетня. Захлопните, пожалуйста, посильнее дверцу, она не очень хорошо закрывается. Этой машине пора на пенсию.
– Так вы уверены, – с силой захлопнув дверь, спросила Айше, – что она лжет?
– А разве есть люди, которые никогда не лгут? Даже вы только намереваетесь «больше не врать», если я вас правильно понял?