Книга Добровинская галерея. Второй сезон - Александр Добровинский

На привале расхрабрившиеся дамы после всех психованных выкладок и разговоров закусили и двинулись вперед. Я опять попил водички и бодрячком рванул на вершину.

Гора в конце концов оказалась чем-то в виде огромного плато, а еще через полчаса передвижения я с удивлением обнаружил разбитый лагерь – шатер бедуинов. Правда, вместо гордых худых жителей аравийской пустыни с длинными ружьями из кино про английского шпиона Лоуренса навстречу вышла бедуинская бизнес-леди, завернутая во что-то типа украинской вышиванки, с татуировкой на лбу. «Торговка частная» пыталась нам продать ковер, понятную гадость «на покурить» и чай в стаканах, которые последний раз мыли мочой проходящих мимо верблюдов. Чайная заварка была из каких-то мелких камней, и я понял, что аромату напитка мы тоже обязаны кораблям пустыни.

Разглядывая «Чайную», я обратил внимание, что на рваной палатке висела вывеска, на которой было написано «Перекресток». Все забываю поинтересоваться у господина Фридмана, не входит ли данная точка в принадлежащую «Альфа-Групп» сеть супермаркетов.

Уходя, я заметил, что километрах в десяти двигалась другая группа туристов. Очевидно, все-таки и в пустыне в часы пик – толкотня и масса народа.

Становилось жарко. Мы бодро шли разговорчивыми кучками по камням и долам. Менялись собеседницы, вопросы и ответы, шутки и легкие «хи-хи» вперемежку с «ха-ха». Было весело и мило. Часа через два мы очутились около вожделенной прохлады.

Оазис оказался довольно забавной штукой. Это был водопад, который бурлил где-то в пещере, с озером там же где-то около него, и второе озеро побольше, уже на свежем воздухе. Если в гроте вода была градусов пять-шесть, то на солнце это было уже совершенно другое дело. Градусов семь, а то, может быть, и все семь с половиной! Просто кипяток. Три грации мгновенно разделись, и перед моими единственными мужскими глазами вместо запыленных девушек из похода предстали три богини. С торжественным криком «уё» они вместе со своими придатками, зажав нос, прыгнули в воду. Смотреть долго на обнаженных нимф, плещущихся в воде, было просто невозможно. Я снял рубашку и, насвистывая «простата с придатком не пара, не пара», пошел писать за соседний валун. Лезть в такую прорубь я не решился: мама была бы против.

К пяти часам мы раскинули бивуак где-то километрах в пяти от оазиса.

Первый раз в жизни я готовился спать в палатке. Но ее каким-то образом надо было еще разложить. До этого дня я раскладывал массу кого и чего угодно, но палаток в этом списке не было. Рабинович сказал что-то не очень приятное на иврите в мой адрес. Я все понял, но так как мне нужно было, чтобы он соорудил мне домик, то пришлось дипломатично промолчать.

И вот настал момент, которого я ждал много десятков лет. Мы сидели вокруг костра, псих-сексолог руководила процессом, разговор завораживал, мы пели песни, пили какую-то сорокаградусную бурду, меня кто-то за что-то крепко держал, и я тоже лежал на чьей-то груди и что-то кому-то говорил. В общем, было очень хорошо. Девушки по очереди бегали в ночную пустыню к скорпионам. Я тихо злорадствовал, так как ничего не ел весь день, поэтому никуда не бегал и был более-менее свеж в определенных местах.

Стало дико холодно. Сердобольная красавица предложила мне теплые вещи. Я согласился. То, что казалось на очаровашке завораживающими взгляд леггинсами, тут же стало на мне обыкновенными кальсонами.

Наконец мы расползлись по палаткам. Все спали по трое. И только я – один. Я залез в какой-то огромный презерватив, который, как и положено этому изделию, назывался «переспальный мешок», и постарался пристроиться на ночь. Попытка оказалась не очень удачной. Во-первых, подо мной на уровне копчика под палаткой оказался огромный острый камень, а во-вторых – я привык спать голым, и мне все на себе мешало. Для начала пришлось перевернуть весь вигвам до его основания, но проклятый булыжник я все-таки нашел. Раздеться я не рискнул. В таком состоянии я и попытался заснуть еще раз. Но не тут-то было: в соседней палатке усиленно шептались.

– Девочки, мне неудобно. Подвиньтесь. И перестань так громко дышать! И вообще тут тесно.

– Как ты умудряешься лягаться через спальный мешок? Перепила, что ли?

– Вы все мне надоели. Пойду погуляю.

– Ха! Я даже знаю куда, зачем и к кому…

Недолго думая, я мгновенно вытащил шелковую пижаму и переоделся, не вылезая из презика-гиганта. Гостеприимство было всегда отличительной чертой нашей семьи.

Разгладив на себе и в ограниченном пространстве спальника пижаму, приняв удобную позу, я застыл, прислушиваясь к звукам извне. А там, по соседству, шли приглушенно-жаркие дебаты: по тону шепота было понятно, что кто-то кого-то пылко убеждал, а вторая сторона не менее страстно отстаивала свою позицию. Многоголосное женское недовольное бормотание шелестело и переливалось в ночном воздухе. Я предполагал, что девушки из самых лучших побуждений наверняка в подробностях рассказывают своей подруге о правилах поведения в чужом доме, точнее, в чужой палатке и, понятное дело, завидуя, выражают активное желание пойти в гости вместе с ней. В компании же всегда веселее, не правда ли?

Покрутившись в гигантском коконе, я настроился встречать боевую делегацию чаровниц, ну или хотя бы одну из них…

Часть II

Время тянулось сонным верблюжьим караваном. Вокруг сгустилась тьма израильская: поднося руку к лицу, я видел только ее смутные очертания. Пустыня издавала эксклюзивные звуки под порывистым ветром. Где-то кто-то подвывал, посвистывал, шипел и шебуршал камнями. Откуда доносились все эти звуки и кто был их источником – узнавать не было никакого желания. На незнакомой территории это могло обернуться непредвиденными последствиями.

В спальном презике же было спокойно и уютно, и в уже немного тяжелую голову закрадывались странные мысли, явно навеянные психиней и ее вечерней промывкой мозгов: «Вот это и есть настоящая пустынная романтика! Строгость и аскетизм! Жизнь без прикрас, как она есть, ничего лишнего… Ничего лишнего: ни туалета, ни душа, ни еды нормальной, только жара и камни… И вообще, кому-то по соседству пора перестать болтать и быстрее уже определяться…» Ожидание томило и слегка напрягало.

В соседней палатке продолжало что-то кряхтеть и тихонько ругаться. Потом шум усилился, а затем послышались удаляющиеся шаги.

«Следы заметает…» – подумал я и, закрыв глаза, постарался не выключиться в сон. Но на какое-то время усталость взяла над телом шефство. Мне снились мама и любимая, которые беспокоились о гигиене в палаточных условиях, я с альпенштоком в Альпах и какой-то раввин с развевающимися пейсами, который мне махал рукой, пролетая мимо на дельтаплане. Неожиданно я проснулся от того, что кто-то пытался проникнуть ко мне в домик. Спросонья я ничего не понял, но затем, к моему удивлению, начал соображать, что девушка почему-то пытается залезть ко мне через пол. Осторожно приоткрыв полог палатки, я увидел вместо девушки наглого, облезлого и довольно противного шакала, который грыз угол моего домика, унюхав, очевидно, московскую заначку горничной Тани: коробку с бельгийскими пралине и банку фуа-гра. Животное посмотрело на меня, помочилось на край тента и бодро убежало восвояси.