Книга Исчезнувшие близнецы - Рональд Х. Бэлсон

– Она же еврейка, а не гражданка Германии.

– Это все мелочи, мелочи…

Зигфрид решил, что, судя по тому, как Германия продвигается вперед, война скоро закончится и он вернется в Баварию с Каролиной, с немецкой подружкой. Но Каролина была настроена менее оптимистично. И пересказала мне весь разговор.

– А твоя мама спрашивала о моем вероисповедании? – спросила Каролина.

Он мямлил и запинался, но потом ответил:

– Знаешь, она меня даже не спрашивала. Наверное, сама догадалась. Она только спросила, что ты за человек. И я ответил: красивая, привлекательная, добрая, восхитительная.

– А что она скажет, когда узнает, кто я на самом деле?

– Откуда она узнает? Кто ей расскажет?

– Зигфрид, мне кажется, что ты слишком наивен. Немцы отслеживают родословные до седьмого колена. Они захотят узнать, кто были мои родители, дедушки и бабушки.

– Не волнуйся, – ответил он. – Будем преодолевать трудности постепенно. После войны всем будет наплевать.

На том они и порешили. Будут жить сегодняшним днем. Они оба работают в Цеху, и Зигфрид позаботится о том, чтобы Каролина ни в чем не нуждалась: ни в еде, ни в одежде, ни в особом наблюдении.

– Довольно рискованно, если хотите знать мое мнение, – сказала Кэтрин. – А если бы Зигфрида перевели? Ведь шла война…

– А разве у нее был выбор? Мы были заключенными в гетто при самых ужасных обстоятельствах. Мы знали, что его должны были ликвидировать, а нас отослать в другое место. Что ждало нас в будущем? План Каролины, каким бы невероятным он ни казался, все-таки был планом. С тех пор я не задавала ей лишних вопросов. Я поняла, что она поступает так не из-за еды или каких-то привилегий. Она по-настоящему любила немецкого солдата. И не мне судить лучшую подругу.

Глава двадцать пятая

– Весну 1942 года мы с Каролиной провели как обычно. Каждый день ходили на работу в Цех. Время от времени я доставляла донесения полковнику, но уже намного реже. Каролина много времени проводила с Зигфридом, а я стала чаще бывать с Давидом. Но обыденность обманчива, она заставляет поверить в постоянство. В Хшануве единственное постоянство – непредсказуемость. Хшанув менялся. Все больше людей депортировали. Каждый день на столбах появлялось все больше имен.

Ценные рабочие были избавлены от депортации. Давид позаботился о том, чтобы мы с Каролиной значились среди лучших швей, поэтому мы были уверены, что в списки не попадем. Но на стене появилось новое объявление: гетто расселялось. Скоро в Хшануве не останется ни одного еврея.

В Цеху тоже многое менялось. Прибыли новые управляющие-немцы, и Давид учил молодых немецких солдат, передавая им часть своих полномочий. Как-то в мае мы лежали ночью у Давида в комнате и он рассказал мне, что слышал о новой швейной фабрике в концлагере Германии. Его пригласили участвовать во встрече, где обсуждалось обустройство лагеря.

– Меня могут направить туда запустить производство.

– Когда?

– Они не сказали. Если это и случится, то, вероятнее всего, в следующем году.

– Ты можешь забрать нас с собой?

– Ты имеешь в виду себя и Каролину?

– Разумеется.

Он немного подумал, потом сказал:

– Я мог бы выучить тебя на мастера и взять с собой. Но без Каролины.

Я кивнула:

– Ладно. О ней позаботится Зигфрид. Он собирается жениться и забрать ее к своим родителям на ферму в Баварии.

Давид покачал головой:

– Ты шутишь?

– Почему?

– Мы в войне. Зигфрид недавно мобилизован, он рядовой пехоты. Каким образом он собирается взять Каролину в жены и отправиться в Баварию? Он приписан здесь. Его могут послать куда угодно. У Германии почти четыре миллиона солдат воюют на Восточном фронте. Каждый пехотинец, с которым я общался, боится, что завтра его отправят на фронт. У Зигфрида нет ни звания, ни заслуг.

– Он пообещал, что, как только представится возможность, он отвезет ее к матери. Каролина поживет там, пока война не закончится.

– Я очень хочу, чтобы этот план сработал, но я настроен скептически. – Давид поцеловал меня. – Но ты… Я не хочу тебя терять. Я научу тебя и попытаюсь увезти с собой.

– А что делает мастер?

Он улыбнулся:

– Все, что я скажу.

– Что именно? Я же не знаю, понравится ли мне эта работа.

Лена замолчала, глубоко вздохнула:

– Смешно, но среди всех ужасов оккупации мы находили время быть счастливыми. Жизнь может быть прекрасной, а лежать рядом с Давидом – истинное блаженство. Я знала, что он пойдет на все, чтобы меня защитить. Я была уверена: мы выживем и будем вместе всегда.

– Но…

– Его отослали через неделю. Нежданно-негаданно. Я пришла на работу, и всем работникам представили нового управляющего – немецкого офицера. Зигфрид сказал Каролине, что Давида перевели куда-то вглубь Германии. Я была просто раздавлена. У нас даже не было возможности попрощаться.

– Должно быть, это было ужасно. Вы так сблизились…

– Этой ночью мы были вместе, а назавтра нас разлучили. Я не знала, увидимся ли мы снова. Куда бы ты ни повернулся, война бьет тебя по лицу. Мой защитник, мой любимый уехал, и я понятия не имела, что будет с моей ролью связной. Я решила повидаться с полковником.

У меня не было ни наряда на шинели, ни письменного разрешения покидать гетто. Я не могла взять, как раньше, тележку с шинелями. Если меня остановят по дороге, оправданий я не найду. Но я все равно пошла.

Я постучала. Открыла дочь полковника. Она обернулась и закричала:

– Папочка, опять пришла та девушка со швейной фабрики!

Вышел озадаченный полковник Мюллер. Мы стояли на крыльце.

– Ты что здесь делаешь?

– Давида отослали.

– Я знаю. Его перевели в Гросс-Розен. Там ткацкая фабрика.

– Когда он вернется?

Полковник покачал головой:

– Никто не планирует возвращать его назад.

– А как же Цех?

– Теперь там за главного майор Фальштайн. Уверен, ты его уже видела. Но это неважно. Через восемь месяцев фабрику закроют.

Меня как будто несколько раз ударили под дых. Один удар за другим.

– А как же сеть?

– Ты забыла, что тебе о ней ничего не известно?

У меня закружилась голова.

– Я хочу, чтобы меня перевели в Гросс-Розен. Вы можете это устроить?

Он покачал головой:

– Ты не можешь туда ехать, там концентрационный лагерь. Условия ужасные.