Книга Корабль мечты - Лука Ди Фульвио

Исаак окинул взглядом таверну и пожал плечами. В жизни ему доводилось видеть десятки таких злачных мест, во многих из них он выпил не один кубок вина. Знал Исаак и таких людей, как капитан Ланцафам. Людей, топивших горе в вине. Он и сам когда-то был таким человеком.

– Мне нет дела до того, как вы проводите время.

Ланцафам вздохнул.

– Но я все равно вам расскажу. Тебе, твоей дочери. Я пью, потому что любой, кто побывал на войне, потерял душу. Продал дьяволу. Угрызения совести истязают его, он должен до конца своих дней жить в грязи, чтобы искупить свои грехи. – Ланцафам тяжелым взглядом вперился в Исаака, затем в Джудитту, а потом оглушительно расхохотался. – Ты ведь такое дерьмо от меня услышать хочешь, а, еврейчик?

– Прекрати называть меня еврейчиком, – спокойно произнес Исаак.

Капитан кивнул.

– Мне нужно твое мастерство, – сказал он. – Кое-кому… очень плохо. – Он опустил ладонь Исааку на плечо, словно собирался шепнуть что-то на ухо. От капитана пахло глинтвейном. Его хватка стала сильнее. – Если ты дашь ей умереть, я тебя убью… доктор. – Глаза Ланцафама остекленели. – И ты мне не откажешь. Вот мое условие. – Капитан горько рассмеялся и, пошатываясь, побрел по улице, не глядя на остальных. – Пойдемте.

На Руга-деи-Специали, улице, где находились лавки торговцев специями, они вошли в обветшалый домик с облупившейся краской на двери и поднялись по узкой лестнице на четвертый этаж, под самую крышу. Жилище, в которое привел их капитан, было грязноватым, там царил беспорядок. Дверь им открыла пожилая полная служанка, медлительная, неповоротливая, выглядевшая не намного аккуратнее, чем сама квартира. На полу, сделанном из грубо отесанных деревянных досок, лежал толстый, в палец, слой пыли и грязи, в жилище воняло прогорклой пищей и немытым телом.

– Она немая. – Ланцафам мотнул головой в сторону служанки.

Та указала на свое ухо.

– Нам наплевать, можешь ты слышать или нет, – буркнул капитан. – Мы не собираемся с тобой болтать. Давай, шевелись, толстозадая! – Он повернулся к Джудитте и Донноле. – А вы ждите здесь.

Старуха провела Исаака и Ланцафама в комнату в конце коридора. Здесь запах стал еще сильнее.

На кровати лежала женщина лет тридцати, бледная, вся в капельках пота. Видно было, что она страдает. Одна рука лежала поверх одеяла, и Исаак увидел на тыльной стороне запястья глубокую, доходившую до кости рану. Чуть выше на руке он заметил кровоточащий гнойник.

– Это ваша жена? – спросил Исаак.

– Кто? Она? – Ланцафам громко, с презрением даже расхохотался.

Но потом, резко протрезвев, он повернулся к доктору, и Исаак увидел боль в его глазах.

– Прошу тебя. Спаси ее.

Глава 25

Шимон решил, что не стоит ехать по тракту – на нем была одежда капитана из войска Папы, а значит, стоило держаться подальше от стражи. Но лес оказался гуще, чем Барух ожидал, потому не получалось продвигаться вперед быстро. Он добрался до таверны, когда уже стемнело.

Шимон решил дождаться следующего утра и только тогда приступать к делу. Он устроился на камнях возле ручья и развел костер. Есть было нечего, но мужчина не чувствовал слабости. Напившись воды, он напоил коня и улегся спать.

Но сон не шел. Шимон думал о произошедшем в таверне. Как легко он поверил этой девушке. Так же, как и Меркурио. Можно сколько угодно накапливать в себе гнев и ненависть, можно превратиться в совершенно другого человека, можно навсегда отринуть страх, но откуда взять жизненный опыт? Меркурио и эта девчонка с младых ногтей вынуждены были сражаться за выживание. Они быстро поняли, что нужно уподобиться диким зверям, чтобы остаться в живых. А вот Шимон считал, что все его беды оттого, что он родился евреем. Дело и торговые связи он унаследовал от отца – тот тоже был купцом. Отцу же покупатели достались от деда. Никто из семьи Баруха не жил в бедности, им не довелось познать истинный лик нищеты. Но каждый из предков Шимона жил в страхе. Они боялись потерять то, что имели. Боялись жить среди христиан, оставаясь евреями. Боялись нарушить законы общины. Боялись изменить жене, жене, которую выбрали им родители. Боялись испытывать не только гнев или страсть, но и радость. Иногда Шимону казалось, что он боится бояться. Но сейчас, поразмыслив над этим, он понял, что всю жизнь боялся утратить свой страх. Страх был верным попутчиком, он утешал, вел по предуготованной дороге жизни. Страх не допускал перемен, давил любые мысли, противоречащие установкам общины. Страх обеспечивал стабильность.

Небо на востоке посерело. В предрассветных сумерках Шимон смотрел на могучие ветви дуба и улыбался. Теперь уже ничто не могло его удержать. Его судьба изменилась. Может быть, ему следовало бы благодарить Меркурио, уничтожившего его прежнюю жизнь. Это Меркурио заставил Шимона принять свою истинную сущность, сущность, которую Барух подавлял всю жизнь. Благодаря Меркурио Шимон нарушил закон, взял в руки оружие, всадил клинок в тело врага, дал волю ненависти, ярости, гневу на Бога и людей.

Меркурио лишил его голоса, воспользовавшись его же оружием, но теперь Шимон обрел иной голос, голос, исходивший из его сердца, его нутра, его самости. Да, все это сотворил Меркурио. И Шимон готов был отплатить ему за это. Но вначале нужно было отплатить девчонке, оставившей его в дураках и преподавшей важный урок. После всех этих лет, проведенных в летаргическом сне, Барух познал, что значит быть живым. Он почувствовал, как можно вожделеть женщину. Ощутил, как наливается кровью кусок мяса у него между ног, как зарождается в его теле страсть. А главное, Шимон вкусил пьянящего чувства свободы, свободы от собственного страха. Свободы риска. Да, это стало для Баруха новым наслаждением. Риск. Жизнь показывала, что боги на стороне тех, кто рискует. Не бог иудеев. Этот бог сказал бы Шимону, что тот допускает страшную ошибку. Барух отвратился от бога своих предков. Теперь его хранили другие боги, кровожадные, дикие божества язычников. И эти божества преподнесли ему дивный дар. Шимон был обречен гнить в тюрьме по ложному обвинению, но ему удалось освободиться благодаря случайности. Благодаря событиям, никоим образом с ним не связанным. Барух узнал себя в разбойнике, который спас ему жизнь. В тот миг он не боялся смерти. Он испытывал ярость оттого, что не успел выполнить свое предназначение. Ярость, но не страх.

«Я перешел черту, – сказал себе Шимон. – И теперь пути назад нет».

Встав, мужчина умылся. Он подумал над тем, не почистить ли меч, но запекшаяся на лезвии кровь придавала ему уверенности, и Барух не стал смывать со стали темные пятна. Вскочив на коня, Шимон поскакал к таверне. Очутившись неподалеку, он спешился, привязал коня к дубу и присел на землю. Нужно было подумать. Кроме «генерала» и девчонки в доме находилось еще две служанки и трое конюших. Но Шимона интересовала только девушка.

Наблюдая за таверной, он вскоре увидел, как двое слуг забрались на запряженную мулом повозку и поехали прочь. Третий направился в лес, катя перед собой тележку.