Книга Серая гора - Джон Гришэм

— Так компания подала апелляцию? — удивленно спросила Саманта. Ведь дело казалось ясным и однозначным.

— Они всегда так делают, — ответила ей Мэтги. — И, сдается мне, пришла пора вам, ребята, встретиться с симпатичными парнями из «Каспер, Слейт». Супруги, услышав эти два слова, уныло опустили головы. Мэтти взглянула на Саманту и объяснила:

— «Каспер, Слейт» — это банда мошенников, которые носят дорогие костюмы и прячутся за фасадом юридической фирмы со штаб-квартирой в Лексингтоне и офисами, разбросанными по всем Аппалачам. Там, где есть угольная компания, поблизости непременно находятся и ребята из «Каспер, Слейт», занятые своим черным делом. Они защищают компании, сбрасывающие тонны химикатов в реки, загрязняющие моря и океаны, скрывающие токсичные отходы, отравляющие чистый воздух, дискриминирующие своих же рабочих, нарушающие все установленные властями запреты. Только назовите какую-нибудь нечестную и нечистую на руку компанию — и «Каспер, Слейт» тут как тут, бросается на ее защиту. Но специализируются они в основном в сфере горнодобывающего законодательства. Эту фирму создали в наших угольных краях еще сто лет назад, и она находится на подхвате почти у каждого крупного угледобытчика. Их методы безжалостны и неэтичны. А прозвище у них — «Кастраты», самое что ни на есть подходящее. Бадди не выдержал и пробормотал:

— Сукины дети. У него не было адвоката, а потому он вместе с Мейвис был вынужден сражаться с этой бандой из «Каспер, Слейт», юристами, знающими все лазейки, ходы и выходы и прекрасно умеющими манипулировать федеральными законами о черных легких. Бадци осматривали их врачи — те самые врачи, чьи исследования финансировались угольной индустрией, — и в их заключениях нельзя было найти и упоминания о пневмокониозе. А состояние его здоровья они объясняли тем, что в левом легком у него обнаружена доброкачественная опухоль. Через два года после того, как он подал на компенсацию, решение о ее выдаче было оспорено судом в административном порядке на основании медицинских заключений, составленных врачами из «Лоунрок».

— Эти юристы пользуются слабостью нашей системы, — сказала Мэтти, — а их врачи всегда найдут способ объяснить плохое самочувствие чем угодно, только не черными легкими. Так что не удивительно, что лишь пять процентов шахтеров, страдающих этим заболеванием, получают компенсации. А большинство исков вообще не принимаются к рассмотрению, и многие шахтеры уже давно махнули рукой на свои законные права. Шел уже седьмой час вечера, их разговор мог затянуться до бесконечности, и тогда Мэтти сказала:

— Послушайте, ребята, оставьте все эти материалы нам, мы их прочтем и проанализируем. Дайте нам пару дней, мы вам позвоним. А сами нам, пожалуйста, не звоните. Не бойтесь, мы о вас не забудем, просто нужно время, чтобы как следует все изучить. Договорились? Бадди и Мейвис улыбнулись и вежливо поблагодарили Мэтти. Затем Мейвис сказала:

— Мы уже пытались найти подходящих для таких случаев адвокатов. Где только не искали, но никто не хочет помочь.

— Спасибо за то, что вообще нас впустили и выслушали, — добавил Бадди. Мэтти проводила их до выхода. Уже перед дверью Бадди вдруг стал хватать ртом воздух, еле передвигая ноги, словно девяностолетний старик. Когда они ушли, Мэтти вернулась в комнату и уселась напротив Саманты. Помолчала, а потом спросила:

— Ну, что думаешь?

— Много чего. Ему сорок один, а выглядит на все шестьдесят. Просто не верится, что он до сих пор работает.

— Скоро его уволят. Под предлогом, что он опасен для окружающих, и доля истины в этом, возможно, есть. «Лоунрок коул» разогнала свои профсоюзы лет двадцать назад, так что защиты им ждать неоткуда. Больной человек лишится работы. И умрет мучительной смертью. Я видела, как таял на глазах мой отец, как он худел, слабел с каждым днем и стонал от боли.

— И потому ты этим и занимаешься.

— Да. Донован поступил в юридический колледж по одной причине — хотел бороться с угольными компаниями на открытой большой арене. Я пошла на юридический по несколько другой — хотела помогать шахтерам и их семьям. Мы далеко не всегда выигрываем наши маленькие войны, Саманта, уж слишком силен и опасен наш враг. Лучшее, на что можно надеяться, — это отщипывать по небольшому кусочку, выигрывать хотя бы по одному делу за раз, пытаться хоть немного облегчить жизнь наших клиентов.

— Так ты берешь это дело? Мэтти опустила в бокал соломинку, отпила глоток и пожала плечами.

— Ну разве можно им отказать?

— Нельзя.

— Все не так просто, Саманта. И мы не можем говорить «да» каждому заболевшему черными легкими. Их слишком много. Частные адвокаты не хотят связываться с ними, потому что заплатить эти люди могут только в самом конце, да и то если выиграют дело. А конца порой не видать. Дела, связанные с заболеванием пневмокониозом, могут тянуться годами — десять, пятнадцать, двадцать лет. И никак нельзя винить частного адвоката в том, что он отказывает этим людям, и многие дела перенаправляют нам. Да половина моей работы связана именно с такими делами, и если б я время от времени не отказывала, то не смогла бы заниматься другими клиентами. — Мэтти отпила еще глоток, заглянула Саманте прямо в глаза. — Может, ты возьмешься?

— Не знаю. Хотелось бы помочь, просто не знаю, с чего начать.

— Да с того же, что и в других делах, верно? Обе они заулыбались. Мэтги после паузы заметила:

— В том-то и проблема. На эти дела уходит слишком много времени, они тянутся годами, потому что угольные компании бьются просто насмерть, и все ресурсы у них есть. Так что время на их стороне. Шахтер рано или поздно все равно умрет, ведь эта болезнь неизлечима. Стоит угольной пыли попасть в легкие, и удалить ее оттуда или разрушить нет уже никакой возможности. И с каждым днем человеку становится все хуже и хуже. Угольные компании подкупают секретарей суда, и те сознательно с помощью разных уловок затягивают рассмотрение дел. И все процедуры становятся столь сложны и обременительны, что не только больной шахтер, но и его друзья и родственники теряют всякое терпение. Порой вообще отказываются от иска. Это одна из причин. Второй является запугивание адвокатов. Через несколько месяцев ты уедешь отсюда, вернешься в Нью-Йорк, и после тебя на столах останутся горы бумаг и документов. Подумай об этом, Саманта. У тебя есть сострадание к этим людям, ты наделена недюжинными способностями к этой работе, но надолго ты здесь не задержишься. Ты городская девушка и гордишься этим. И в том нет ничего плохого. Но подумай о том, как много недоделанной работы останется после твоего отъезда.

— Тоже верно.

— Я иду домой. Устала, к тому же Честер говорил, что готовить не придется, много еды осталось еще со вчера. Увидимся утром.

— Доброй ночи, Мэтти. Еще долго после ее ухода Саманта сидела в плохо освещенной комнате и думала о Райзерах. И время от времени поглядывала на холщовые сумки, наполненные печальными историями борьбы этих людей за то, что должно было принадлежать им по праву. А рядом сидит она, здоровая и сильная, лицензированный юрист с неплохими мозгами и всеми возможностями оказать этим людям реальную помощь, постараться хоть как-то облегчить им жизнь. Так чего ей бояться? Почему это вдруг она так оробела? Гриль-бар в Брэйди закрывался в восемь. Она была голодна и решила немного прогуляться. Прошла мимо конторы Донована и увидела в окнах свет. Интересно было бы узнать, как продвигается подготовка к делу Тейтов, но она понимала: он слишком занят, чтоб тратить время на болтовню с ней. В баре она купила сандвич, вернулась в конференц-зал и принялась аккуратно выкладывать содержимое холщовых сумок на стол. Вот уже несколько недель ей не доводилось работать ночами.