Книга Милый недруг - Джин Уэбстер

Я пришла к заключению, что наш пожар ниспослан свыше, дабы расчистить дорогу для нового Джона-Грайера. Мы с головой ушли в планы отдельных домиков. Я предпочитаю серую штукатурку, Бетси склоняется к кирпичам, а Перси стоит за деревянные.

Не знаю, что предпочел бы бедный доктор; кажется, его вкус — мутно-зеленое с мансардной крышей.

Подумай только, как наши девочки научились бы готовить на десяти отдельных кухнях! Я подыскиваю десять любящих хозяюшек, которых можно поставить во главе каждого домика. Собственно говоря, надо подыскать не десять, а одиннадцать, одну — для доктора. Он так же беспомощен и сиротлив, как любой из моих цыплят. Я думаю, не очень-то отрадно возвращаться каждый вечер домой под крылышко миссис Мак-Гурк.

Как я ненавижу эту женщину! Она четыре раза заявила мне с самодовольной миной, что доктор спит и не желает, чтобы его беспокоили. Я еще не видела его, и запас моей вежливости приходит к концу. Однако я воздерживаюсь от окончательного суждения до четырех часов завтрашнего дня, когда мне назначена краткая, неинтересная получасовая аудиенция. Если она опять скажет мне, что он спит, я нежно повалю ее (она очень толста и неустойчива) и, решительно поставив ногу на ее живот, спокойно продолжу свой путь наверх. Люэлин, прежде — шофер, горничная и садовник, теперь сверх того еще и квалифицированная сиделка. Я сгораю от любопытства посмотреть, как он выглядит в белом переднике и чепце.

Только что пришла почта с письмом от миссис Бретланд, сообщающей, как она счастлива, что дети у нее. Она приложила фотографию — все сидят в коляске, Клиффорд гордо держит вожжи, а рядом с пони стоит грум.

Правда, недурно для трех недавних воспитанников Джона Грайера? Как я ни радуюсь при мысли об их будущности, все же мне немного грустно, когда я вспоминаю их бедного отца, доработавшегося до смерти для трех цыплят, которые его так скоро забудут. Бретланды сделают все, что в их силах, чтобы этого добиться. Они ревнуют их ко всякому постороннему влиянию и хотят, чтобы малыши принадлежали им целиком.

В общем, мне кажется, что самое лучшее — это естественный путь: чтобы каждая семья производила своих собственных детей и держала их у себя.

Пятница.

Сегодня я видела доктора. Это грустное зрелище — он почти сплошь состоит из повязок. Так или иначе, мы покончили со всеми нашими недоразумениями. Ужасно, правда, что два человека, наделенных даром речи, ухитряются ничего не сообщать друг другу из своих раздумий? Я не понимала его духовного облика, а он и до сих пор не понимает моего. Всему виной та суровая сдержанность, которую мы, северяне, так старательно культивируем в себе. Я уже думаю, не лучше ли легко возбудимая система предохранительных клапанов у южан?

Но, Джуди, какая ужасная вещь! Помнишь, в прошлом году он поехал в психиатрическую лечебницу и оставался там десять дней, а я подняла из-за этого такой глупый шум? Он поехал на похороны своей жены! Она умерла там в лечебнице. Миссис Мак-Гурк все время знала об этом и отлично могла добавить такую подробность к числу прочих сообщений, но этого не сделала.

Он очень мягко рассказал мне всю историю своей покойной жены. Бедняга! Он годами жил в непрерывной тревоге, и я думаю, ее смерть для него — избавление. Он признался мне, что еще до свадьбы знал, как опасно на ней жениться, но ему казалось, что он, врач, сумеет справиться с этим — и она такая красивая! Ради нее он отказался от городской практики и переехал в деревню. А потом, после рождения девочки, ее нервная система окончательно расстроилась, и ему пришлось «убрать ее», как выражается миссис Мак-Гурк. Ребенку теперь шесть лет — прелестная девочка, но, судя по его словам, совершенно ненормальная. При ней постоянно находится сестра милосердия. Подумай только обо всей этой трагедии, нависшей над нашим терпеливым, бедным доктором — ведь он действительно терпелив, несмотря на то, что он самый нетерпеливый человек на свете!

Передай Джервису благодарность за письмо; он — прелесть! Вот будет хорошо, когда вы вернетесь сюда, и мы начнем проводить в жизнь наши планы! У меня такое чувство, что я весь прошлый год училась, и только теперь готова взяться за настоящее дело. Мы превратим Джона Грайера в самый чудесный сиротский приют на белом свете. Я так бесконечно счастлива от всех этих мыслей, что вскакиваю по утрам с постели, точно на рессорах, и весь день, что бы я ни делала, все у меня внутри поет.

Приют Джона Грайера шлет благословение двум самым лучшим своим друзьям.

Addio!

Салли.

Приют Джона Грайера,

суббота, половина 7-го утра.

Мой милый, милый недруг!

«Скоро, только не сейчас, будет радость и у нас». Скажите, Вы не удивились, когда проснулись сегодня утром и все вспомнили? Я — страшно. Целых две минуты я не могла понять, почему я так счастлива.

Еще не рассвело, но я уже совсем не хочу спать и должна хоть письменно поговорить с Вами. Пошлю это письмецо с первой заслуживающей доверия сироткой, и оно будет лежать на Вашем подносе рядом с утренней овсянкой.

А в четыре часа (ОЧЕНЬ ТОЧНО) я последую за ним. Как Вы думаете, перенесет ли миссис Мак-Гурк такой вопиющий скандал, если я просижу с вами два часа без охраняющей добродетель сиротки?

Я была вполне искренна, Робин, когда обещала не целовать Вам руку и не проливать слез на Ваше одеяло, но боюсь, что я сделала и то, и другое — а, может быть, и еще хуже. Я положительно не подозревала, как Вы мне дороги, пока не переступила порога Вашей комнаты и не увидела Вас, окруженного со всех сторон подушками, покрытого повязками и с опаленными волосами. Если я люблю Вас теперь, когда не меньше трети Вас — в гипсе и бинтах, можете себе представить, как я буду любить Вас, когда Вы будете весь — Вы!

Но, милый мой Робин, какой же Вы глупый! Как могло прийти мне в голову, что Вы меня любите, и уже так давно, когда Вы поступали совершенно ПО-ШОТЛАНДСКИ? Обычно подобное поведение не рассматривается, как признак любви. Если бы Вы мне хоть раз отдаленно намекнули о Ваших чувствах, Вы, может быть, избавили бы нас обоих от нескольких сердечных ран.

Но не будем оглядываться на прошлое; мы должны смотреть вперед и быть благодарными. Две самых счастливых вещи на свете будут нашими — ДРУЖЕСКИЙ брак и работа, которую мы любим.

Вчера, уйдя от Вас, я вернулась в приют, словно в тумане. Мне хотелось быть одной и думать, но вместо этого мне пришлось обедать с Бетси, Перси и миссис Ливермор (приглашенными заранее), а затем спуститься к детям. Они получили от миссис Ливермор массу новых граммофонных пластинок и заставили меня прослушать их. И, Робин, милый, Вам покажется смешным — последняя пластинка, которую они поставили, была «Джон Андерсон, мой друг», — и вдруг я разревелась! Мне пришлось схватить ближайшую сиротку, крепко прижать ее к себе и спрятать голову у нее на плече, чтобы никто не заметил моих слез.

Джон Андерсон, мой друг,

Мы шли с тобою в гору,

И столько славных дней