Книга Грустный оптимизм счастливого поколения - Геннадий Козлов

При подобных операциях больного усыпляют только слегка, чтобы можно было следить за его реакцией. В мозге отсутствуют нервные клетки, ответственные за ощущение боли, поэтому операции непосредственно на нем безболезненны. В данном случае реакция оказалась для меня более чем неожиданной – больной ухитрился высвободить руку и содрал с головы всю координатную систему вместе с раздражавшей его иголкой. Я стоял как парализованный, не зная, что предпринять. Вернувшиеся к этому моменту врачи накинулись на беднягу с криками, что больше в жизни не станут его оперировать.

После этого случая в клинику меня как-то больше уже не тянуло, и дальше врачи работали в основном самостоятельно. Прибор наш был, скажем мягко, не слишком совершенным, и периодически его приходилось чинить и настраивать. Энтузиазм первых операций постепенно сменился ощущением рутины, и мы под разными предлогами стали отлынивать от медицинской деятельности. Но тут случилась очередная болезнь у Наталии Александровны. Отличительной особенностью ее болезней являлся их смертельный, точнее, почти смертельный характер. Несколько раз мы уже готовились к худшему. Но вторая, не менее важная черта посещающих ее недугов состояла в их благополучных исходах.

В описываемом случае болезнь относилась к области мозговых явлений, и вполне понятно, что наши знакомые врачи с большим удовольствием взялись за ее лечение. Оперативного вмешательства, правда, не требовалось, но тем не менее мне было заявлено, что пока мы не усовершенствуем нашу технику, Ирисову из больницы не выпишут.

– Это меня вполне устраивает, – пошутил я.

Собеседник понял, что в этой шутке доля шутки не слишком значительна, и сообщил об этом Ирисовой, которая тоже за словом в карман никогда не лезла:

– Скажите ему, что вы немедленно выпишете меня, если прибор не заработает.

С разной степенью результативности наша медицинская практика продолжалась несколько лет. Наши коллеги защитили несколько диссертаций, но выдающихся успехов на практике достигнуто не было. Возможно, правда, что мы не все знаем, так как больше в нашем коллективе болезнями мозга никто не страдал, а контакты, в которых заинтересована только одна сторона, постепенно прекращаются. К тому же самый активный хирург после защиты диссертации по применению термометрии при операциях на мозге уехал на работу в Африку. Не исключено, что туда же с ним переместилась и деятельность по измерению температуры опухолей мозга, если таковые встречаются на африканском континенте.

Сейчас на нашу медицину обрушился шквал критики, и, к сожалению, справедливой. Я тоже мог бы к этому присоединить некоторые впечатления, но не хочется заканчивать главу «за упокой». Все же врачи в своей массе люди благородные и не раз помогли каждому из нас. И разговоры о том, что наша медицина самая отсталая, тоже не верны, хотя примеров и на этот счет найти можно много. Медицина у нас самая разная, как и врачи. Просто происходящее падение морально-этических норм в медицине более заметно, чем в других профессиональных сообществах. Вылечить медицину можно только вместе с обществом в целом.

В министерстве мне представился случай познакомиться с хирургами-офтальмологами небольшой клиники, руководимой профессором Г. Столяренко. Они занимаются самыми сложными хирургическими проблемами задней стенки глаза – сетчаткой. Я даже не представлял себе, что туда можно проникнуть хирургически. Их инструменты – тонкие иголки, на кончиках которых ножнички, ножички, пинцетики, фонарики и другие миниатюрные устройства, которые можно рассмотреть только в лупу. При таких операциях, проводимых под микроскопом, требуется исключительная точность, достаточно повредить лишь один кровеносный сосуд, коими пронизана все сетчатка, чтобы стекловидное тело глаза окрасилось кровью. Уровень их работы таков, что они не уступают никому в мире. На международных конференциях их доклады вызывают изумление. Среди тысяч людей, которым им удалось вернуть зрение, например, Л. Зыкина и Б. Ельцин.

Клиника эта частная, но, что удивительно, для развития офтальмологии в стране они совершенно бескорыстно сделали больше многих тех, кому это предписано государством. Тут и программа усовершенствования врачей, и разработка отечественной медтехники, и просвещение пациентов, и телемедицина. Боюсь перехвалить и потому заканчиваю. Все же есть надежда, что в случае чего можно и в нашей стране найти достойную медицину.

Глава двенадцатая

Первые заграничные впечатления

Одной из немногих привилегий ученого, работавшего в Академии наук СССР, была возможность поехать за границу на конференцию или с ознакомительной целью. Такие поездки приносили двойную пользу. Во-первых, появлялись новые научные связи, совместные работы, расширялся кругозор. Во-вторых, открывалась возможность посмотреть мир во всем его многообразии, приобщиться к мировым историческим и художественным святыням. Длительная поездка за рубеж, кроме всего прочего, была очень существенна и в финансовом плане. За месяц за границей можно было скопить денег больше, чем за год работы на родине. Все это, вместе взятое, приводило к острой конкуренции за поездки.

Впервые мне удалось отправиться за рубеж в 1973 году. Это была двухнедельная поездка в Чехословакию.

Решающим моментом в сложной процедуре оформления выезда было прохождение парткома института, где утверждалась характеристика. Это был мой первый опыт общения с этим серьезным органом, и правил игры я, естественно, не знал.

На парткоме мне задали только один вопрос:

– С какой целью в 1968 году в Чехословакию были введены войска стран – членов Варшавского договора?

Я обрадовался, что смогу дать точный и убедительный ответ на этот вопрос, так как двумя неделями раньше был на военных сборах, где нам доходчиво объяснили, какое важное военно-политическое значение имеет плацдарм в центре Европы и какие проблемы у нас могли возникнуть в случае его утраты.

Мое проникновенное выступление было выслушано с интересом, но по его завершении председательствующий насупился и спросил ледяным голосом, откуда я почерпнул всю эту информацию? Я с готовностью открыл источник.

После короткой паузы меня попросили выйти.

Партком на этот раз я не прошел. Секретарю партийного бюро нашей лаборатории поручили подготовить меня к следующему заседанию. Он открыл мне правильный ответ:

– Войска были введены с целью выполнения интернационального долга.

Запомнить это было несложно, и второй раз на парткоме я не сплоховал.

После парткома открывалась дорога на комиссию в райком партии. Вопрос там был задан тот же. Просвещать уважаемую комиссию по поводу военного плацдарма в центре Европы я не стал, и разговор закончился, практически не успев начаться. Последней инстанцией был ЦК КПСС, где мне объяснили, как должен вести себя советский человек за границей, и предложили подписать соответствующее обязательство.