Книга Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву» - Яков Нерсесов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свои потери французы оценили в 8818 человек (1290–1305 убитых, 573 пленных и 6940–6943 раненых). На самом деле эту цифру современные исследователи – с учетом примерно 400 человек, чьи судьбы остались точно неизвестны – округляют до 9,5 тыс. человек. По русским данным, французы лишились от 8 до 12 тыс. человек, причем главным образом, в борьбе за Праценские высоты, где отчаянные атаки батальонов и эскадронов русской гвардии показали французам, что и они «не лыком шиты»!
После Аустерлицкой победы вдовы всех павших французов на поле боя – от генерала до последнего солдата стали получать от своего императора пожизненную пенсию, а их дети были им усыновлены, росли и воспитывались за его счет, молодых людей он обязался устроить на должность, а девушек выдать замуж. Независимо от собственного имени, им было дано право добавлять к нему имя Наполеон. Своих солдат, чья храбрость, выносливость, выучка и сметливость принесли ему победу в генеральном сражении этой кампании, «маленький капрал» похвалил очень доходчиво и кратко – по-наполеоновски: «Солдаты! Я доволен вами!» Столь же понятно для них он завершил свое обращение к ним: «…вам достаточно будет сказать: «Я был в битве при Аустерлице», чтобы тотчас вам ответили: «Вот храбрец!» Умение говорить со своими солдатами – великий дар, присущий отнюдь не всем…
…Кстати, Наполеон, как известно, умел быть предельно лаконичен в оценке «работы» своих солдат: вспомним хотя бы его знаменитые слова: «Солдаты 39-го и 85-го!!! Я… недоволен вами!!!», сердито брошенные им при Риволи опростоволосившейся дивизии Вобуа. После этих слов оба полка кровью искупили свою вину перед «маленьким капралом». Подобно всем великим полководцам – Отцам Солдат – «стриженый малыш» отменно знал, когда и как говорить с солдатами…
«Стадо львов» без… вожака!
Главной причиной катастрофы союзной армии при Аустерлице было отсутствие у нее единого и толкового главнокомандующего – крепкого профессионала, который не допустил бы глупых ошибок, как до начала сражения, так и руководил бы им от начала до конца – решительно и целеустремленно. А так на поле боя со стороны союзников было «стадо львов» без… вожака! Приезд в армию российского императора Александра I, человека сколь невероятно скрытного, но столь же крайне амбициозного, лишил уступчивого царедворца-полководца Михаила Илларионовича Кутузова реального командования. В то же время царь предпочел не брать командование всей армией на себя, а «проникся» никуда не годным планом теоретического разгрома «испуганного» и «обессиленного» «корсиканского выскочки», предложенным австрийцем-схоластом фон Вейротером. Последний, естественно, на поле сражения ничем и никем не руководил. Более того, союзниками во время битвы не руководил… никто! Среди генералитета вообще царил хаос! Каждый из них действовал, как ему бог на душу положит, либо не действовал вовсе, прикрывшись вейротеровской диспозицией как индульгенцией на все случаи жизни, а заодно и… века! В общем, союзной армией в тот день руководил Всеобщий Хаос, порожденный самовлюбленным «нарциссом» – российским императором и его самоуверенными «молодыми друзьями», и отдельные удачи некоторых союзных отрядов никак не могли повлиять на общий ход сражения.
…Кстати сказать, о роли Кутузова в том фиаско сказано очень много, причем разного, но «о вкусах – не спорят!». Кое-кто из историков предпочитает резюмировать, что если он лично и не проиграл битву, то он дал ее проиграть. Каково бы ни было на Михаила Илларионовича давление со стороны братьев «Романовых», на самом деле – Гольштейн-Готторпов (царя Александра I и цесаревича Константина Павловича), но он все же оставался командующим армией! Никто не лишал его возможности (и обязанности!) провести глубокую разведку как силами легкой кавалерии, так и с помощью лазутчиков! Никто не запрещал ему провести лично и с помощью своего штаба детальную рекогносцировку вражеских позиций, тем более что в ночь перед сражением там была «факельная демонстрация-приветствие» французскими солдатами своего императора, осветившая их позиции! А ведь это было его прямой обязанностью, несмотря на все перипетии в командной верхушке российской армии! Не потому ли русское командование ничего не знало о том, что враг уже перешел через ручей и готов к атаке, в то время как союзники двинулись на него по незнакомой местности в сугубо походном порядке: без передового конного охранения, без цепи стрелков, но с ранцами за плечами и прочее, прочее?! (Только перед колонной Дохтурова шла кавалерия Михаэля Кинмайера, чья эффективность оказалась очень низкой в силу ее плохой подготовленности!) Демонстративно устранившись от руководства всеми войсками и присоединившись к одной из наступающих колонн, Кутузов утратил управление войсками. Хотя в какой-то момент он попытался было выполнить обязанности главнокомандующего: отдал запоздалый приказ об отступлении 1-й и 2-й колоннам (но Буксгевден предпочел действовать согласно диспозиции Вейротера), попытался было организовать сопротивление полков 4-й колонны и с помощью бригады С. М. Каменского 1-го вытеснить французов с Праценских высот, но было уже поздно. Он не стал пробиваться ни к Дохтурову и Ланжерону, ни к гвардии или Багратиону, а предпочел покинуть поле битвы вместе с бригадой Каменского 1-го! Так или иначе, но это был его собственный выбор. Непростительная стратегическая ошибка сопровождалась… целым рядом столь же непростительных для профессионального военного такого уровня тактических промахов – не так ли?! Признавая ошибочность диспозиции Вейротера, он «умыл свои руки» лишь отчасти, так как последовавшая битва все равно связывалась с его именем. В общем, закончим тем, с чего начали, но в несколько переиначенной форме: Кутузов-полководец был хорош тогда, когда над ним не было… царя и он автоматически не превращался в послушного Кутузова-царедворца. Более того, он, выбравший для себя роль «лишь немного» командующего, слишком быстро выключился из игры на поле боя, как только стало ясно, что позора не избежать, и начиная с полудня было неизвестно где он. Кутузов так и не организовал отступления с поля боя, и приказ на отход в сторону Венгрии пришлось отдавать самому… царю! Так бывает, как выяснилось, даже с такими военачальниками, как Михаил Илларионович Кутузов…
В отличие от союзников маршалы и генералы Великой армии действовали как единый отменно налаженный механизм, в случае острой необходимости проявляя строго дозированную инициативу в рамках определенной им Наполеоном боевой задачи, порой очень вовремя выходя за ее рамки, когда на месте выяснялось, что без мгновенной переориентации никак не обойтись. Именно так поступали Даву, Фриан, Сент-Иллер, Вандамм и Легран. Сказалась и блестящая выучка французских солдат, напрасно не несших тяжелых потерь, как это, например, произошло с Уланским Его Высочества Константина Павловича полком, у которого из одной-единственной атаки вернулось из 1300 человек лишь… 200!
Шедевр или «шедевр»?! За и против…
И наконец, несколько слов о роли Наполеона, победившего самонадеянность и военную неопытность новоявленного «Северного Александра Македонского». Бонапарт гордился Аустерлицем потому, что это сражение не было похоже ни на одну из его прежних громких побед – ни на Риволи, ни на Маренго. С раннего утра он, Бонапарт, перекусивший лишь своим любимым походным блюдом – картофелем, жаренным с луком, – держал под контролем ход этой битвы. Он опережал неприятеля в быстроте, атаке, искусстве маневра. Ловким тактическим ходом, блестяще перейдя от обороны к наступлению, он выиграл битву, а вместе с ней и целую кампанию. По меткому выражению современника Аустерлица прусского генерала Бюлова, «союзники атаковали армию, которую они не видели; предполагали ее на позиции, которую она не занимала, и рассчитывали на то, что она останется неподвижной, как пограничные столбы». Твердому единоначалию Наполеона союзники не смогли противопоставить ничего подобного: Кутузова «отодвинули в тень» (умудренный царедворец подавил в себе полководца и не сопротивлялся этому «маневру»!); если австрийский император Франц давно знал свое место в военной иерархии на поле боя, то борзый до полководческой славы молодой царь всея Руси Александр I только после аустерлицкого фиаско понял, что «рожденный ползать – летать не может!», и больше уже не лез «играть в оловянные солдатики» на Царицыном лугу. Слава о непобедимости Бонапарта возросла еще более. Сам Наполеон называл победу при Аустерлице «солнцем» своей полководческой биографии: «Я дал двадцать подобных сражений, но не было другого, в котором победитель определился столь быстро, а шансы сторон были столь несоразмерны».
