Книга Больше чем любовь - Дениз Робинс

Глава 22

Ричарду стало лучше! На четвертый день после операции я получила от него небольшую записку, которую он передал медсестре, надписав на ней мой адрес. Я вскрыла конверт дрожащими руками и прочитала:

«Моя Роза-Линда, я очень сожалею обо всем этом. Все случилось совершенно неожиданно. Боюсь, ты беспокоилась за меня все эти дни, но я был не в состоянии писать. Мне уже лучше. Очень хочу тебя видеть. Надеюсь, мы встретимся, как только я отсюда выберусь. Все будет хорошо. Береги себя, любимая.

Р.».

Я снова и снова читала эти строки и ощущала, как от радости бьется мое сердце.

Позже Ричард говорил мне, что в этот период он особенно сильно хотел видеть меня. Но вместо меня там была Марион. Она приезжала каждый день, привозила цветы. Вся палата была уставлена корзинками с цветами. Но это лишь усугубляло его мрачное настроение. Особенно угнетающе действовала на Ричарда показная забота его жены, ее желание даже личное горе выставить на публику.

— Когда я выходил из наркоза, мне сказали, что я говорил что-то непонятное о каких-то цветах. О розах. Они не поняли, что это я называл твое имя. Я звал тебя, Роза-Линда. Потом я сказал, что просто бредил.

После выписки из больницы Ричарду предстояло еще целый месяц провести в постели, но теперь уже дома. Он не мог перенести мысли, что мы не будем видеться так долго. Поэтому как-то раз Ричард сказал Марион, что ему необходимо съездить на несколько часов в офис, а сам в это время собирался отправиться ко мне.

Несмотря на то что он мог приехать только на час, моей радости не было предела. Наконец я увижу его.

Ричард позвонил мне из офиса и сказал, что будет у меня в четыре часа. Доктор Кайя-Мартин отпустил меня этим вечером домой пораньше.

Я стояла у окна, ожидая появления Ричарда. Интересно, как он сейчас выглядит. Наверное, похудел, осунулся.

Четыре часа… Половина пятого… Пять… А его все нет.

Мне вдруг сделалось холодно. Я снова стала представлять себе всякие ужасные картины. Что он снова заболел, что, может, еще что-то случилось. Но он обязательно бы позвонил мне, если бы не смог приехать. Значит, Ричард приедет. Надо только подождать.

Неожиданно зазвонил телефон.

Его резкий звук отозвался звоном в ушах, этот звук, без сомнения, обозначал лишь одно — Ричард не придет.

Я взяла трубку и услышала его голос, низкий и встревоженный. Он даже не начал с обычных своих приветствий: «Привет, малыш» или «Это ты, Роза-Линда?». Он просто сказал:

— Послушай… Мне все это очень не нравится… Но я ничего не могу с этим поделать. Я уже собирался ехать к тебе, как вдруг в офис пришла Берта. Ее послала ко мне Марион. Я не совсем понял, в чем тут дело. Похоже, Берта просто очень беспокоилась за меня. А возможно, Марион сама собралась куда-то уехать. И поэтому решила, что будет лучше, если мы встретимся с Бертой и сразу же поедем в Ракесли, где проведем неделю. Я ничего не могу сделать. Я не могу оставить ее здесь и приехать к тебе.

Испытывая одновременно неловкость и огорчение, я механически проговорила:

— Разумеется, ты не можешь оставить ее. Это было бы неправильно.

— Мне так жаль… Но ты же понимаешь, этого никогда нельзя знать заранее… Если бы я знал, что так получится, то приехал бы к тебе раньше, но сейчас я никак не могу оставить Берту и заняться своими делами… Мы уезжаем в Ракесли через полчаса.

— Понимаю, — проговорила я сухо.

— Я очень сожалею, — уверял он меня. — Сейчас не могу говорить. Берта рядом…

— Да, да, конечно, — эхом отозвалась я.

— Я приду к тебе, как только смогу, — мрачно сказал он.

— Да, спасибо, — поблагодарила я его.

Повисла неловкая пауза. Вероятно, он чувствовал себя в этой ситуации ужасно, но ничего сделать не мог. Да и говорить было весьма затруднительно. Ведь где-то там поблизости была Берта.

О господи, Ричард, я не хочу ненавидеть твою дочь так же, как я ненавижу Марион! Всегда кто-то из них стоял между мной и им. Снова на меня накатило отчаяние.

— Мне нужно идти, — обеспокоенно сказал Ричард. — Прости меня… Ты даже не можешь представить, как мне сейчас плохо.

— Я все очень хорошо понимаю, — спокойно сказала я. — Не думай больше об этом. Все в порядке. Придешь, когда сможешь. Храни тебя Господь, мой дорогой…

Я повесила трубку.

Я не заплакала. Почему-то просто не могла. Сняла свое платье, надела простой свитер и домашние брюки. Чай пить уже не хотелось.

В эту ночь я была самой несчастной девушкой в Лондоне. И снова я спрашивала себя: «А стоят ли такие мучения нескольких минут счастья?» И снова отвечала: «Да». Тысячу раз «да». Потому что у нас есть эти четыре года, потому что у нас было столько счастливых часов вместе, потому что мы любим друг друга. ДА!

Мы встретились с Ричардом только через две недели после того звонка. По обрывкам фраз, интонации я смогла понять, что Ричард был счастлив в Ракесли. По-настоящему счастлив. С дочерью они были большими друзьями. Погода стояла отличная. Светило солнце. Они гуляли по саду, проводили время в музыкальной комнате.

— Но я знал, что скоро мы опять будем вместе. Что такое какие-то шесть недель по сравнению со всей жизнью? — легко заметил Ричард.

Что ж, он прав. Но для меня эти шесть недель были настоящей пыткой. Целых шесть недель одиночества.

Я увидела его лишь в начале ноября.

Мягкая, меланхоличная осень подходила к концу, постепенно перерастая в холодную, неприветливую зиму. Приближалось Рождество.

Но по крайней мере, Ричард был снова со мной.

Он опять проводил со мной все уик-энды. Берта училась в школе, а Марион отдыхала на юге Франции. Ричард снова был моим.

Как-то миссис Микин, приходившая убирать квартиру, заметила:

— Вы что-то совсем плохо выглядите, моя дорогая. Мистер Браун, надеюсь, хорошо себя чувствует? Ведь из-за него вы так волнуетесь? Да?

— Да, — я вздохнула и улыбнулась. «Мистер Браун». Как смешно это прозвучало! Мой коммивояжер. Именно так миссис Микин думала о Ричарде. Она заметила, как редко он бывал в этой квартире.

— Похоже, мистер Браун возвращается на этой неделе. Это написано на вашем личике.

— Да, — тихо ответила я, стараясь не демонстрировать свою радость слишком явно.

Вскоре после ленча приехал Ричард.

Я стояла у раскрытой двери квартиры, поджидая его. Он шел медленно, опираясь на перила. И весь его вид говорил о том, что до конца он так и не успел еще поправиться. Если раньше он с легкостью преодолевал эти несколько лестничных пролетов, то теперь на лбу у него выступили капли пота.

Но его глаза светились от удовольствия — Ричард радовался нашей встрече. Мы не сказали друг другу ни слова, просто взялись за руки и вошли в квартиру. Он снял пальто, шляпу, перчатки и положил все это на кресло. Затем со смехом проговорил: