Книга Все четыре стороны. Книга 2. Вокруг королевства и вдоль империи - Пол Теру

В ущельях — совсем как в проходах между небоскребами в Нью-Йорке — дует сильный ветер. Вообще-то это хорошо, так как джонки могут идти к верховьям под парусом — ведь лямочникам тут почти негде приткнуться. В день, когда я плыл по ущельям, небо было свинцово-серое, ветер раздирал облака в клочья, а цвет реки менялся от желтовато-бурого до черного, как угорь; когда вода темнела, она казалась вязкой. Течение тут быстрое не только из-за высоты обрывов, но и потому, что сама река сужается: кое-где и ста ярдов в ширину не наберется. В самых узких местах скорость течения — шестьдесят метров в секунду. Благодаря своим колоссальным масштабам ущелья поражают своей необычайностью. В них царит атмосфера зловещего великолепия: горделивые утесы, обрывы высотой в тысячу футов, кинжальные острия скал, а внизу — темная, покрытая пеной река и изможденные лодочники на своих суденышках — лохмотья да жалкие деревяшки.

Арчибальд Литтл писал: «Я возблагодарил судьбу за то, что мне посчастливилось попасть в Ущелья Янцзы прежде, чем грядущий поток европейских туристов, неотвратимо приносящий с собой западные новшества, изгладит все их стародавнее очарование». И верно, города на берегах Янцзы, дочерна закопченные, просто ужасны. Но ущелья сохраняются в неизменном виде — и совершенно непохожи на все, что довелось видеть мне в жизни. Когда смотришь на другие чудеса природы, складывается ощущение, что они на пороге гибели: например, Большой Каньон словно бы рассыпается и растворяется с каждой минутой, река Колорадо один за другим размывает его оранжевые камни. Но ущелья Янцзы выглядят вечными и неистребимыми; на их фоне любой человек или рукотворное сооружение кажутся мизерными. Они останутся на своих местах и спустя тысячелетия после того, как человечество само себя истребит бомбами.[70]

Говорят, что у каждого камня и утеса есть свое имя: «Сидящая женщина и нападающий лев», «Принцесса добрых духов» или, попрозаичнее, «Ущелье бычьей печени и конских легких» (подразумеваются причудливые каменные выступы высоко на круче). На Янцзы все дотошно заинвентаризировано. Безымянными топографическими чертами изобилуют лишь дикие, живущие без затей места типа вулканических холмов на юго-западе Уганды. Китайская цивилизация и методы освоения земель невозможны без придумывания имен. Я спросил нашего лоцмана, действительно ли у каждого камня на Янцзы есть отдельное название. Он кивнул.

— А как этот называется? — тут же спросил я, указав в иллюминатор.

— Это Жемчужина Номер Три. Вон там — Жемчужина Номер Два. Через несколько минут подойдем к Жемчужине Номер Один, — ответил он без заминки.

Любопытно, что мне эти камни показались маловажными. Один из пассажиров заметил:

— Эти ущелья оправдывают ожидания. Таких мест на свете немного. Тадж-Махал оправдывает твои ожидания, пирамиды — не очень-то… Но эти ущелья….!

Мы миновали Вухань. По безлюдным улицам шла похоронная процессия, колотя в гонги и барабаны. Впереди шагали трое в белых саванах — в Китае это цвет траура. Другие несли круглые бумажные венки, похожие на мишени для лучников. Затем началось самое длинное ущелье, где пики и кручи тянутся на двадцать пять миль, а у их подножия борются с течением джонки, промокшие под ливнем.

Когда-то этот отрезок Янцзы изобиловал порогами. Все они упомянуты в списке примечательных черт ландшафта, составленном капитаном Уильямсоном. Но к нынешнему времени наиболее опасные пороги уничтожены — их взорвали динамитом. Самой дурной славой пользовался мелководный Хсинь-Лун-Тань, возникший в 1896 году после катастрофического оползня. То было настоящее «бутылочное горлышко» — восемьдесят футов в ширину — и вода там прямо бурлила, но взрывники расширили русло до четы рехсот футов и углубили его. Тридцать лет назад по реке зимой могли ходить лишь самые мелкие суда, а теперь даже крупные могут курсировать по ней круглый год.

Наше судно пришвартовалось чуть ниже Ущелья Желтой Кошки, в месте под названием Ду Шань Туо («Деревня крутой горки»). Мы дошли пешком до шоссе и сели в автобус, который привез нас на вершину холма. Глядя на другой берег: на утесы «Три клинка», по которым, словно мед, струились солнечные лучи, — один пассажир с чувством воскликнул: «Какое место для кондоминиума!».