Книга Блуждающее время - Юрий Мамлеев

И присутствие Буранова именно так воздействовало на окружающих. «Он счастливец, – думала Таня, – ибо может постоянно быть в этом, а мы с Артемом – только мгновениями, только минутами, допустим даже, каждый день, – и то какие усилия, какая концентрация нужны для этого!»

Правда, для Вечности нет ни часов, ни минут. Но у Буранова это просто естественное состояние, и ему не нужны никакие усилия.

«Но Марина? Она ведь реализовала «это», – пронеслось в уме Тани, – почему же ее несет еще куда-то? Разве может быть что-то помимо Вечности и бессмертия, и к тому же то, что притягивает к себе?

А Орлов? Он, видимо, знал это состояние (причем в его полноте) и вместе с тем… ушел… для нас неизвестно куда… Почему? Что они – сумасшедшие, метафизические безумцы, бросившиеся в Запредельное?!.»

И вдруг, точно отвечая на ее мысли, Буранов прервал созерцание и спросил:

– Вас всех, конечно, интересует Орлов?

– Да уж, чего говорить, не без этого, – угрюмовато ответил за всех Черепов.

– Отвечу так: все, что он делает, опасно и преждевременно. Вполне вероятно, есть нечто, что как будто превышает самые высшие возможности того, что мы условно называем человеком, что не открыто ни в какой духовной Традиции или Откровении. И это естественно, ибо открывается только то, что соответствует возможностям человека. Я не исключаю также, что могут наступать моменты, когда эти возможности вдруг расширяются, хотя все это неопределенно и неизвестно пока. Но здесь, на земле, надо прежде всего прийти к одному – к собственному вечному Я, к бессмертию, к своей неразрушимой природе. Полностью реализовать ее. И только тогда, когда эта реализация станет абсолютной, то есть уже после ухода с физического плана, только тогда будут видны вероятные черты Запредельного. Сначала будьте тем, кто вы есть, и только потом можно идти к тому, что вам не дано…

– Юрий Николаевич, но ведь, может быть, Орлов реализовал это, и потом… вдруг… ушел в какую-то бездну, – произнесла Таня.

– Но я ведь имел в виду полную реализацию, а она может наступить только вне этого относительного мира. Абсолютная реальность не может присутствовать «здесь» в полной мере, она должна умалиться. Вы можете здесь реализовать ее природу, и, следовательно, войти в эту реальность, но полностью она может быть раскрыта в Самой Себе, а не здесь. Это очень тонкий момент, правда.

Черепов немного взволновался, Егор только тихонько вздыхал.

– Значит, выходит, Орлов, наш Григорий Дмитриевич, – попыталась улыбнуться Таня, – слишком торопится, символично говоря, познать то, что никто не в силах познать, и идет в ту дверь, о которой даже неизвестно: существует ли она, и если да, то куда ведет?

Буранов остановил свой взгляд на Тане. Его глаза излучали кроме молчания некую неподвижную энергию, исходящую из Пустоты, из Ничто внутри Себя.

– Орлов – это исключительный случай, – наконец сказал он. – И у него нет милосердия к самому себе. Он пускается в плаванье к неизвестному наощупь, без опоры, во тьме, без ориентиров, без традиции, ибо никакой Традиции, никакой опоры для такого путешествия нет. Естественно, в этом случае, легко утонуть, и особым, кардинальным образом.

– Тайна гнетет ошибкой, – прошептала Таня.

– Вот и стихи об этом, – улыбнулся Буранов, и его улыбка сняла напряжение.

– Оно конечно, – прервал Черепов, – в этом ведантийском пути огромная опора на опыт тысячелетий… Многие, прежде всего, ищут безопасности, – съязвил Черепов.

Но Улюшенька ему молниеносно возразила (она лежала на травке, на животике, и все внимательно слушала):

– Ну и что плохого в безопасности? Тебе особенно, Климушка, совсем не мешает об этом подумать.

Буранов опять улыбнулся:

– Скажите честно, Клим, вы хотите себя уничтожить? Да или нет?

Черепов вздохнул.

– Поймали все-таки, – проворчал он. – С вами да с Орловым невозможно… Со стыдом должен признаться: пока не хочу… Но все-таки учитывайте эту поправку: пока.

– Типун тебе на язык, братец, – взволновалась Улюша. – Не верьте ему, Юрий Николаевич!.. Не хочет он себя уничтожить…

– Ну уж такого рода метафизическое уничтожение почище всех земных, – подал голос Егор. – В такую полувечную яму можно попасть! Ого-го! Будет еще хуже Никитушки, выпавшего из мироздания.

Но эта вспышка и сам образ Орлова погасили лишь на минуты саму ауру присутствия Буранова. Было понятно, что ничего дороже собственного Я нет.

Глава 32

Буранов побывал в «гнезде» всего несколько часов, потом за ним приехали, чтобы отвезти домой.

На следующий день Таня отправилась в Москву – повидать Марину. Некоторое (пусть весьма неопределенное) сходство ее ситуации и Орлова мучило Татьяну, вместе с тем она видела разницу: да Марина и сама подтверждала это. Но какая-то пугающая аналогия казалось ей, в чем-то была…

Прошло восемь дней, довольно спокойных. В «гнезде» оставались, кроме Черепова и Ули, Павел, Егор и Никита. И конечно, Виктор, который, однако, приезжал с работы к вечеру. Толстая старушка Авдотья Михайловна уезжала поболеть в город. Орлов не появился.

А Никитушка стал смирный, словно одичал в обратном смысле. Кошка Чернушка не расставалась с ним по ночам. Лизала.

– Правильно говорил Буранов, – тихо сетовал Черепов. – Не надо торопиться. Впереди – вечность. Этот Орлов действительно совершеннейший торопыга. Наперед самого Господа хочет заскочить. Метафизический торопыга, конечно, – добавлял Черепов. – И правда, Клим, что торопиться-то. Хоть немножко вздохнуть-то надо от этой гонки…

Улюшка утешала и объединяла всех.

– Я бы вас всех расцеловала и обняла бы, – приговаривала она, расставляя на круглый стол в саду всякие яства. – Как здесь-то у нас, на Руси, хорошо. Тише едешь – дальше будешь… Вон и Никита присмирел. Вчера, правда, с курами целовался. Наверное, в светлом будущем кур не будет, он и удивляется на них по-своему… Целует…

«Отдыхал» каждый как мог, но собирались часто. В один вечерок Никита почему-то навел на всех ужас своей неадекватностью.

– И всегда так, – заявляла Уля, – то смешно, смешно, вроде кур целует, то вдруг ни с того ни с сего, такая жуть от него исходит, у меня даже коленки начинают дрожать… А потом думаю: нешто будущее этого человечества, пропади оно пропадом, таким диким будет, как этот Никита?

И тут уж Виктор не выдержал:

– Господа! – обратился он к присутствующим (Виктор был осведомлен, конечно, о всей ситуации в целом). – Весь ужас исходит оттого, что вы неправильно интерпретируете эти истории. Я считаю так: во-первых, Никита никакой не из будущего, а просто сумасшедший. Так что в этом ужасного? Мало ли душевнобольных на свете! Во-вторых. С Павлом. Здесь, конечно, насколько я понимаю, сложнее.