Книга День поминовения - Сейс Нотебоом

— Как ты думаешь, каким образом мы лепим людей, которых видим во сне? В смысле, не тех, с кем знакомы, а тех, о которых точно знаем, что никогда их не видели. Из чего мы их составляем? Ведь их надо каким-то образом создать. Как это получается? У них настоящие лица, но на самом деле они не существуют.

— Достаточно неприятная штука, — сказал Артур.

— Очень может быть, что им это неприятно, — продолжал рассуждать Арно. — Представь себе, тебя вообще нет, и вдруг ты должен явиться во сне к совершенно незнакомому человеку. Это своего рода работа…

В этот момент зазвонил телефон, жалобным, приглушенным звуком.

— Куда же это я его засунул… Или это твой?

— Звонит прямо внутри тебя, — сказал Артур. — Посмотри во внутреннем кармане.

— Да, это я, — произнес Арно в телефон, — а с кем я говорю? А, надо же какое совпадение, хотя, конечно, нет, какое же тут совпадение, ха-ха-ха. Да-да.

Голос на той стороне линии принялся что-то довольно долго объяснять.

— Да, думаю, что имею на это право, — сказал Арно. — Зезенхаймерштрассе, тридцать три. Не за что.

Надеюсь, мы с вами еще встретимся? А как вы узнали мой телефон? Да, конечно, по телефонной книге. Не так уж много Тиков живет в Берлине. Auf Wiederhoren.

— Ты назвал мой адрес, — сказал Артур.

— Да. Ты ищешь ее, а она ищет тебя. Я не стал говорить, что ты тут сидишь. Или я не прав?

— Она не спросила мой телефон?

— Нет, но теперь она легко может его найти.

— Телефон оформлен не на мою фамилию.

— Тогда жди письма.

Или визита, подумал Артур. Но он не мог себе представить, как это будет.

— Что ты сейчас собираешься делать?

Но не успел он ответить, как снова зазвонил телефон.

— Да-да, Зенобия. Да, я его видел и вижу до сих пор. Да, зрелище довольно безотрадное, выпивать голландцы не умеют… передаю ему трубку.

— Артур?

Зенобия окутала его своим голосом, точно шерстяным пледом. Некоторые люди дарят тебе свою симпатию, ничего не ожидая в ответ. Чтобы их завоевать, не нужно прикладывать никаких усилий. Они окружают тебя своим теплом, и ты знаешь, что им можно полностью доверять.

— Когда ты придешь смотреть мои фотографии?

— Завтра, Зенобия, завтра уж точно. Сегодня? Нет, другому бы соврал, а тебе не буду: сегодня у меня назначена встреча.

— Obmanshchik!

— Это ты по-русски?

— Izmennik! И с кем же это у тебя свидание? Конечно, с женщиной? И поэтому у тебя несчастный вид?

— У меня свидание с целой толпой женщин.

— Хвастун. Но все-таки — с кем? Я знаю, что говорю. Может быть, тебя привязать к мачте? Так с кем же?

— С львицей.

— Я сама тоже львица.

— Знаю-знаю, но у моей настоящие когти. Я собираюсь в зоопарк в восточной части. Там полным-полно диких кошек, змей, и ламы, и пумы…

— А как же…

— …черепахи, слонихи, орлихи или как там…

— …орлицы, тигрицы, волчицы… Ты собираешься их снимать?

— Нет, сегодня не буду. Просто не хочу видеть людей.

— Большое спасибо, — сказали Арно и Зенобия одновременно.

Все трое еще долго смеялись, после того как Артур положил трубку. Арно и Зенобия знали своего друга достаточно давно и были в курсе, что он иногда нуждается в обществе животных больше, чем в обществе людей.

— Как ты туда поедешь? — спросил Арно. — Мне в ту же сторону, в Виттенберг, у меня там конференция. Сегодня мой доклад про Лютера. Поэтому мне и нужна машина. Я в любом случае поеду через восточную часть.

— А как же с этим?.. — спросил Артур, указывая на почти допитую бутылку.

— Лютер таких мелочей не боится. Ну что, поехали?

— Нет-нет, сегодня предпочту автобус. Буду парить над толпой. Нет ничего лучше, чем Берлин с высоты двухэтажного автобуса. И что ты будешь вещать про Лютера в винных парах?

— Про свет и тьму и про то, какой он был потрясающий стилист. Без Лютера не было бы немецкого языка. Ни Гете, ни Томаса Манна, ни Готфрида Бенна. Слушай… — Арно вдруг выпрямился во весь рост, словно его осенила мысль свыше. — Ведь я об этом пишу… так, полная ерунда, но все же, этакое каприччо, Лютер в одной комнате с Дерридой и Бодрийяром.[27]Он выкуривает их из комнаты вместе с их театром теней. Хотя… один талмудист, другой иезуит, против них…

— Мне пора, — сказал Артур, — меня ждут животные. Они в философах не разбираются.

— И не разглагольствуют попусту.

— Вот именно, — ответил Артур.

Но все оказалось не так просто.

* * *

День выдался таким серым, какой только можно себе представить, он был цвета старого цинкового корыта, или цвета тротуарных плиток, или мокрых шинелей, в зависимости от того, больше или меньше света пропускали на землю тучи. Артур прошел до конца Несторштрассе, на которой жил Арно, и стоял теперь вместе с другими в ожидании автобуса. Нет, родственников среди этих замерзших людей на остановке он себе не подыскал. Когда автобус наконец пришел, Артур сразу же поднялся по винтовой лестнице наверх. Переднее сиденье было свободно, так что весь город принадлежал ему одному. Сидя наверху, он существовал отдельно от мира, отсюда можно было смотреть на головы прохожих, так целенаправленно спешивших куда-то, можно было отметить про себя границу между Западом и Востоком, зияющую щель, для большинства людей теперь уже незаметную, где он всегда задерживал дыхание, как будто на этой ничейной земле невозможно дышать.

Потом серость еще усилилась, он сделал пересадку, дорога была долгой, однако на душе у него было хорошо, несмотря на шум в голове после выпитого вчера алкоголя, бессонной ночи, разговора с Арно и новой порции алкоголя. Город за окном автобуса был ему хорошо знаком, и все же он всякий раз удивлялся, видя его. Огромные дома с маленькими квартирками, ввалившиеся глаза окон, дешевая краска, вот здесь они и жили, миллионы осчастливленных людей, впрочем, они живут здесь до сих пор, хотя их странное государство разоружено и распущено, а руководители предстали перед судом, сели в тюрьму или бежали. Мало сказать, что здесь внезапно изменились все правила игры, — здесь и сама игра внезапно прекратилась, людей вырвали из привычной жизни, все стороны их существования стали другими — газеты, привычки, организации, имена; сорок лет жизни разом оказались скомканы, как ненужный лист бумаги, а заодно и все воспоминания смялись, обесцветились, покрылись плесенью. Как такое вынести?

Большинству обитавших здесь людей просто выпала неудачная карта, и, как это бывает, они жили, как умели, были узниками, но оставались свободными, ими манипулировали, но они знали правду, они становились жертвами или соучастниками жуткого недоразумения, казавшегося вполне реальным миром, утопии, разъеденной коррупцией, просуществовавшей до тех пор, пока маятник не качнулся в обратную сторону, — и движение обратно оказалось не менее болезненным, чем движение туда, и ничто не осталось прежним, а к прочим тяготам прибавилось высокомерие тех, кому в свое время больше повезло.