Книга Собака Раппопорта. Больничный детектив - Алексей К. Смирнов

— Ну, так дама с собачкой это как бы побочная ветвь основной линии его действий. Его попросили — он разрешил, так как любое ЧП с участием собаки могло сыграть ему на руку. Он уже помешался на своих собаках. Ну, не сыграло — и черт с ним… Он и писал анонимки в горздрав и санэпидемстанцию — хорошо бы на них взглянуть, но это уже не так и важно. А что до наших с вами прошлых дел, то ему важна любая компрометирующая информация, ибо курочка клюет по зернышку… Уж мы-то с вами отлично знаем, в чем там было дело…

— Я думал, он скормил несчастное животное своему чудовищу…

— Вы слишком буквально воспринимаете художественные тексты, — Хомский начал вещать совершенно несвойственным ему металлическим и строгим голосом. — И машинально проецируете их на живую действительность. Зачем же, скажите на милость, ему это делать? Если повариха ворует сумками, то уж начмед найдет, чем прокормить своего питомца. Откуда, кстати, ему было знать, что возле трупов отпечатались лапы именно пятиногой собаки? Он что, кинолог? Следопыт? Эксперт-криминалист? И зачем он хотел вызывать милицию? Он выдал себя этим опрометчивым, безмозглым предложением, сорвался! Он заведомо знал, что дело, выглядящее натуральным, внутрибольничным, является уголовным преступлением! И на старуху бывает проруха…

Ватников встал и заходил по палате, ударяя себя кулаками в лоб.

— Где были мои глаза? Но как же пятая нога? Что это? Откуда это? Неужели — мутация на солнышке? Старшая говорила, что эти зверюги питаются градусниками, как крысы…

— Потерпите, друг мой, — покачал головой Хомский. — Всему свое время. Для начала нам надо заняться отделом кадров и, пожалуй, секретаршей Дмитрия Дмитриевича. Потом сфера нашей деятельности немного расширится…

Иван Павлович безропотно кивал и преданно, с обожанием глядел на Хомского. Тот стянул шлепанец и начал ковыряться между пальцами сквозь вязкий носок.

— А ботинок? Ботинки Каштанова? — спохватился Ватников. — Их давали понюхать собаке? Зачем? Каштанов — следующая жертва?

— Ботинки Каштанова — отдельная история, не имеющая отношения к нашей, — Хомский презрительно махнул рукой. — Обычное совпадение. Любая собака, если дать ей понюхать его ботинок, навеки потеряет обоняние. Это я могу вам сказать, ибо будучи духом во многое проникал и многому был свидетелем. Это мне позволено разгласить. Во всем виноваты его приятели-братовья…

— Гавриловы? — уточнил Ватников.

— Они. Шутили над ним, глумились над соседом и старым другом — шутки-то незатейливые, еще с армейских, детдомовских и детсадовских времен… Поочередно мочились в ботинок… это конченые люди, что с них взять — нассали, развлеклись… потом испугались, выбросили. Потом обо всем, естественно, позабыли… Спроси их сейчас — навряд ли вспомнят.

— Что-то они помнят, подлецы, — рассерженно пробормотал Ватников, припоминая бурную поисковую активность братьев.

— Да черт с ними, дорогой доктор. Поет охотничий рожок! Нас ждут дела поважнее. Возьмите с собой вашу трость… В ней нет ли свинца? Жаль — ну, берите такую…

Иван Павлович хотел было стронуться с места, да не смог: лицо побагровело, кулаки сжались от переполнявших его ненависти к д'Арсонвалю и чувства обожания к Хомскому; обожание брало верх, ибо любовь неизменно побеждает и торжествует, так что и д'Арсонвалю доставалась ее толика — Иван Павлович любил всех, и это сделалось для него сильнейшим психофизическим испытанием.

Рабочий день между тем катился к закату, гремя на манер бесполезной консервной банки.

Они вышли, держась друг к другу вплотную — только не под руку.

— В отдел кадров? — уточнил на всякий случай Иван Павлович.

— Нет, — загадочно ответствовал Хомский, — сначала мы спустимся к апартаментам Дмитрия Дмитриевича… Там тоже неладно!

— С кем это вы беседуете, Иван Павлович? — подозрительно и обеспокоенно спросила Марта Марковна, на беду проходившая мимо.

Ватников кашлянул в кулак.

— Мысли одолевают, концептуальные образы. Так, ни с кем, — сказал он нагло и беззаботно. — Сам с собой.

Марта Марковна смотрела им вслед и качала головой.

2

— Что теперь? — деловито осведомился Иван Павлович, предусмотрительно понижая голос до шепота, когда они достигли административного крыла.

— Будьте самостоятельны, мой друг, — мягко потребовал Хомский. — Все нити у вас в руках. Достаточно немного напрячься — ну же? Что вы видите перед собой, какую картину?

На миг остановившись, Ватников подумал и удовлетворенно хмыкнул.

Как ее звать, эту вертихвостку? При нем была другая…

"Наташа, небось, — неприязненно подумал Ватников. — Или Света. Называй Наташей или Светой — не ошибешься".

— Света, вы позволите? — спросил он искательно, заглядывая в приемную Николаева.

— Вообще-то Бронеслава Виссарионовна Гоггенморг, — секретарша капризно поджала губы и посмотрела на Ватникова сердито.

Тот в сердцах ударил тростью так, что едва не высек искру из линолеума. Присмотрелся: действительно — солидная, зрелая женщина.

— Конечно, конечно — я и хотел сказать: Бронеслава, — забормотал он, ощущая, как Хомский приставляется сзади и продолжается ему в мозг сострадательным протуберанцем, подсказывая правильные слова. "Надо было конфеток-то прикупить", — прошептало у него в голове, и было неясно, кто это произнес. От этого сладкого чувства, замешанного на звуке, по лицу Ивана Павловича поползла широчайшая и нелепая улыбка.

— Вы можете уделить мне несколько минут, Бронеслава Виссарионовна? — Ватников исторг из себя всю любезность, на какую он был способен, а это было немало, если оглядываться на его богатое профессиональное прошлое. Одновременно он изо всех сил напряг свою память, которая могла не управиться с роскошным именем.

Мед подействовал.

— Дмитрий Дмитриевич занят, — полувопросительно ответила та. Ей было трудно представить, что пациент может иметь какое-то дело к ней; она недавно устроилась на работу и не имела представления о Ватникове, его статусе и заслугах. Перед ней был пациент, каких много — возможно, с кляузой, но скорее всего — с прошением.

Иван Павлович, ведомый Хомским, присел на кожаный диван.

— Дело касается вас, Бронеслава Виссарионовна.

"Неплохо бы проверить и ее, — прожужжал Хомский, воспринимавшийся хребтом Ватникова наподобие электрической грелки. — В тех же кадрах…"

— Меня? — Секретарша натянуто улыбнулась. — Какие у вас могут быть дела ко мне? С какого вы отделения?

— С реабилитации, это на травме, — ответил Ватников, — но это как раз не имеет значения. — И он спросил, не таясь: — Недавно я застал вас у двери в кабинет Николаева — я местный сотрудник, знаете ли, я просто лечусь, и это временно. Вы явно подслушивали, и я не спрашиваю у вас, что именно — я спрашиваю: зачем? Почему вы этим занимались?