Книга Ложь во имя любви - Розмари Роджерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Игра закончена, любовь моя. Вставай и одевайся. Нам пора возвращаться.
Гордость не позволила ей умолять его, чтобы он постарался ее понять, мрачная решимость на его лице удержала ее от объяснений. Хорошо хоть соизволил отвернуться, дав ей с грехом пополам натянуть на себя непослушными пальцами мятую одежду. На обратном пути он не проронил ни слова и не прикоснулся к ней.
Мариса была так расстроена, что ее затошнило. Она уже не могла найти у себя в душе ни ненависти, которая вернула бы ей волю к жизни, ни даже отчаяния. Она поднялась в спальню, в которой они провели ночь, и рухнула на аккуратно застеленную кровать. Доминик остался внизу в обществе графина бренди.
Вышколенные слуги делали вид, что ничего не замечают. Даже Дональд не осмеливался обмолвиться словечком, зная, что на капитана напала «черная хандра».
Стемнело, но капитан по-прежнему не выходил из кабинета. Дональд собрал поднос, поднялся наверх и неуверенно постучался в запертую дверь спальни. Мертвенная бледность Марисы так поразила его, что он попробовал найти корявые слова ей в утешение, но она обреченно покачала головой, не приняв ни утешений, ни еды. Перед этим ее стошнило. Она приписывала свое состояние кислому красному вину, которым они запивали на прогулке хлеб и сыр. Дверь захлопнулась, и Дональд побрел вниз, укоризненно качая головой.
Еще утром они выглядели счастливой парой! Никогда еще он не видел капитана Челленджера таким веселым и жизнерадостным. Что могло между ними произойти, чтобы все мгновенно перевернулось с ног на голову?
Мариса, неподвижно лежа поперек кровати, задавала себе этот же вопрос. Она пока не разобралась в своих истинных чувствах. Доминик научил ее вожделению, сумел пробудить в ней страсть. Но этим все и исчерпывалось, иначе не произошло бы разрыва! Она оскорбила его, и он ответил ей тем же. Неужели она и впрямь влюблена в Филипа, неужели это действительно отразилось на ее лице при упоминании его имени? Да, раньше она любила Филипа за его честность и открытость. По сравнению с ним Доминик – слишком сложная, изменчивая, жестокая натура.
Она снова зарыдала и так обессилела, что крепко уснула и не проснулась даже тогда, когда он явился к ней, одним ударом сломав замок на двери. От него разило бренди. Он овладел ею, как в прежние времена на корабле – с диким натиском, причиняя боль, не удостоив мимолетной ласки. Насытившись, он оставил ее лежать, так и не сказав ни слова.
Чувствуя себя растоптанной и телесно, и душевно, Мариса долго металась без сна и забылась только перед рассветом.
Ее разбудила тягостная тишина. Она не имела ни малейшего понятия о времени. Вечером она задернула тяжелые занавеси, сквозь которые почти не пробивался свет. Голова была тяжелой, резь в глазах напоминала о реках пролитых слез, тупая боль – о постыдных событиях ночи. Она попробовала сесть в кровати, но тут же со стоном сползла вниз по пуховой подушке. Она чувствовала себя больной и разбитой. Какие новые унижения и пытки он приберег для нее на сегодня?
В доме было непривычно тихо. Куда исчез Дональд? Ему-то по крайней мере давно полагалось быть на ногах, чтобы попытаться соблазнить ее завтраком. Бедняга Дональд!
Она чувствовала сильный голод. Боль в пустом желудке заставила ее согнуться пополам.
Одеться оказалось не во что: чужая одежда, в которой она щеголяла накануне, была изорвана ночным насильником в клочья. Завернувшись в простыню и сжимая зубы, чтобы не упасть от головокружения, Мариса потащилась к двери.
Хватаясь за полированные перила, она ухитрилась спуститься и вздрогнула от неожиданности: из одной комнаты появился круглолицый субъект с отсутствующим выражением лица и тупо уставился на нее. Она видела его впервые. Кто он такой? Куда запропастился Дональд? От испуга Мариса даже забыла о своем неглиже.
Она принудила себя заговорить с незнакомцем, стараясь придать голосу властности:
– Куда все запропастились? Который час? Я голодна.
Он осклабился, напугав ее еще больше:
– Никого нет, госпожа. Один бедный Жан.
Она уставилась на него, пытаясь собраться с мыслями.
– Как же так? – прикрикнула она, и он едва не рухнул на колени.
– Не сердитесь на Жана! Он не сделал ничего дурного. Новый господин велел Жану остаться, и Жан остался. Да!
Так это дурачок! Боже, ее оставили здесь одну, с ухмыляющимся идиотом! Судороги в желудке заставили ее скривиться и вцепиться в перила обеими руками. Она попыталась успокоиться.
– Ты молодец, что остался, Жан. Но ты должен сказать мне, где остальные. Еще мне надо поесть. Я очень голодна.
Это он оказался способен понять. Его физиономия просияла.
– Голодна? Еда – в кухне. Жан принесет хлеба, Жан хороший.
– Конечно, хороший! Наверное, тебе доверяют, иначе не поручили бы за мной приглядывать?
Он важно закивал:
– Жан хороший. Жан присмотрит за госпожой. Вы оставите Жана своим слугой?
Это было сложнее, чем добиться толку от четырехлетнего ребенка. О, если бы ее оставили головокружение, тошнота, судороги!
– Конечно, оставайся! Из тебя получится хороший слуга, только пробуй запоминать то, что тебе говорят. Сможешь? Тебя просили что-нибудь мне передать? Пожалуйста, Жан, вспомни!
Круглое лицо затуманилось, потом озарилось улыбкой.
– Жан помнит! Пришли люди, много людей. Новый хозяин и тот, другой, который непонятно говорил, ушли с ними. Хозяин сказал… Он сказал… – Жан наморщил лоб. Мариса затаила дыхание. Внезапно Жан затараторил наизусть: – «Скажи ей, что игра сыграна до конца. Пускай возвращается к своим друзьям!» – Он торжествующе посмотрел на нее, ожидая новой похвалы.
Мариса покачнулась. У нее раскалывалась голова, внутри все сводило. Не устояв на ногах, она со стоном опустилась на пол у лестницы. Сквозь полуобморочную пелену она видела, как к ней наклоняется Жан с выражением тревоги на круглом лице.
– Жан сказал плохое, Жан хороший…
– Жан, мне дурно… Я заболела… Запомнил? Приведи кого-нибудь мне на помощь, понимаешь? Кого сможешь. Лучше – врача…
Она вскрикнула от боли:
– Прошу тебя, Жан, помоги!
Ощутив что-то горячее и липкое, она лишилась чувств.
Голоса… Вокруг нее раздавались голоса – и знакомые, и чужие. Разговор шел о ней. Почему ей так трудно открыть глаза?
– Но я полагала… Я действительно думала, что беспокоиться не о чем! Никаких признаков! Я поила ее сильными травами, которые всегда безотказно помогали мне самой, и…
Этот голос принадлежал ее тете. Но с кем она беседует?
