Книга Чернокнижники - Александр Бушков

Сейчас ему лет пять, и он, согласно законам Российской империи, остается законным государем. И он, и вся Брауншвейгская фамилия сейчас живехоньки-здоровехоньки, сидят под надежным караулом в Архангельской губернии.

Последствия предвидеть не трудно: кто-нибудь, обладающий сейчас и немалой властью, и влиянием на часть войск, захочет посадить на опустевший престол именно этого малютку — чтобы, понятное дело, стать при нем всемогущим «регентом». Матушка императора Анна Леопольдовна, как и прочие члены семейства — личности, в общем, незатейливые, слабые, не великого ума, прямо-таки обреченные на участь марионеток в руках опытного кукловода… И ведь непременно случится так, что другие влиятельные персоны подобного варианта событий категорически не одобрят и начнут свою игру — тоже располагая определенным влиянием и войсками. Неизбежно вынырнут еще какие-нибудь претенденты на трон, так оно в смутные времена всегда бывало, и не только в России. Ну, и неизбежно вторгнется внешний враг, узрев прекрасную возможность урвать себе кусок — как это случилось в прошлую Смуту, как это опять-таки бывало не только в России. Не говоря уж о том, что никогда не будет как Екатерины Великой, так и всех последующих российских самодержцев, потому что Павел Петрович попросту не успеет появиться на свет. Катаклизм грянет такой, что подумать страшно…

Он справился с собой — как-никак офицер, а не институтка из Смольного. Отступил в сторону — чтобы те, кто, несомненно, наблюдал сейчас за ним, получше рассмотрели содержимое сундучка, если раньше не смогли. Дома моментально поймут, что к чему, придут к тем же выводам, и уж отреагируют соответственно…

Его так и подмывало унести сундучок с собой — и будь что будет. Он все же пересилил себя: в конце концов, дома все уже знают, да и времени достаточно, чтобы воспрепятствовать самым решительным образом…

Вернул сундучок на место и тихо удалился.

Глава XIII НАПРАСНО МИРНЫЕ ЗАБАВЫ ПРОДЛИТЬ ПЫТАЕТЕСЬ, СМЕЯСЬ…

Самым трудным оказалось дотерпеть до утра. Он несколько раз проваливался в сон, наполненный замысловатыми кошмарами, просыпался весь в поту, пару раз выкурил трубку, глядя на темноту за окном, никак не желавшую рассеяться. Ночка выдалась такая, что и врагу не пожелаешь…

С рассветом он был уже на ногах, полностью одетый, с кобурой под камзолом — что-то именно сегодня должно произойти, так что следует быть готовым и защищенным в случае чего…

Однако ждать пришлось еще часа два: во все времена помещики не спешили к завтраку ни свет ни заря. Удержав себя от бесцельного блуждания по комнате, он сидел у окна и курил трубку, глядя на густой, сбросивший листву лес, вплотную подступавший к тыльной стороне особняка. В доме попросту нет подходящих помещений, где уместилась бы «карета» — но должны же в лесу отыскаться подходящие опушки, как не раз уже случалось в самых разных временах… Не могут же…

Тихонечко скрипнула дверь: в гостиную просочился ливрейный лакей и склонил голову:

— Вашу милость просят к завтраку…

Показалось Савельеву после этакой ночи, или взгляд у холопа в самом деле как-то непонятно вильнул. А, наплевать! Лишь бы появилась какая-то определенность…

Постаравшись придать себе самый непринужденный вид, он остановился в дверях столовой, поклонился:

— Доброе утро, господа. Доброе утро, Татьяна Сергеевна.

И моментально отметил, что диспозиция какая-то странная. В противоположность всем прежним трапезам, на которых он здесь присутствовал, за столом сидел один только Тягунов, бесцельно теребя лежащую перед ним большую салфетку, смятую в ком. Князь сидел в дальнем углу, на диване, Издольская стояла рядом — а ее мнимый братец расположился у стены справа. И тут же поднялся при виде Савельева. Лица у всех вроде бы спокойные, только Нина свет Юрьевна что-то очень уж беспокойно прикусывает губы…

— Проходите, голубчик, проходите! — любезно откликнулся князь. — Что же вы в дверях-то, будто бедный родственник…

Савельев сделал шаг, другой, третий… Остановился — Липунов, издав торжествующий возглас, прицелился в него из английского «бульдога».

— Что за дурацкие шутки? — поморщился Савельев, сохраняя на лице полное спокойствие.

— Оглянитесь, — предложил Липунов.

Савельев оглянулся. Там, где он прошел, остались синие отпечатки подошв — словно подошвы ему кто-то намазал краской.

— Стойте на месте, — скомандовал Липунов. — И без фокусов!

— Да, вот именно, — поддержал князь. — Этот господин настроен очень решительно, я всерьез опасаюсь, что в случае… недоразумения он и впрямь стрелять начнет. Так что вы уж, Аркадий Петрович, или как вас там, его указания-то выполняйте, коли жизнь дорога…

Он смотрел, пожалуй, даже весело, ухмыляясь с нескрываемой издевкой. Липунов и его гражданская супружница — откровенно злобно. Один Тягунов сохранял полнейшее бесстрастие, медленно переводя взгляд то на одного, то на другого, и по его лицу невозможно угадать, какие чувства им сейчас владеют.

— Выверните карманы, — тем же холодным, решительным гоном распорядился Липунов. — Вот так… Теперь распахните камзол, чтобы я посмотрел, нет ли оружия за поясом…

Савельев проворчал:

— Что я вам, турецкий янычар, оружие за поясом таскать? Оставьте уж… А то и впрямь пальнете сдуру… Вы не водочку ли кушали в неумеренных количествах?

И распахнул камзол, прижав левую полу так, чтобы скрыть и кобуру, и наплечный ремень. Спросил напористо:

— Может, мне еще и панталоны снять? Однако при даме неудобно как-то…

— Оружия нет, — констатировал Липунов. — Но все равно, оставайтесь на месте. И не дергайтесь, иначе пристрелю…

— Да что я вам такого сделал, что вы в меня пистолетом тычете? — произнес Савельев, прибавив в голосе возмущения. — Ваше сиятельство, что происходит?

— Что вы, милый мой, делали нынче ночью? — спросил князь вроде бы безразличным тоном.

— Спал, — сказал Савельев. — Прямо-таки мертвым сном.

— А вот и неправда, — вкрадчиво сказал князь. — Это все прочие от меня до последнего поваренка, мертвым сном спали, как явствует из их расспроса. А вот вы, очень похоже, бодрствовали, и не просто, а забрались в покои к одному из моих гостей…

Липунов усмехнулся:

— Знаете ли, Аркадий Петрович, у меня в комнатах кое-где порошочек по полу рассыпан… Никакого волшебства, обыкновенная химия. А здесь, у порога, я четверть часа назад рассыпал другой порошочек. Который ваши подошвы окрасил в синий — исключительно оттого, что вы ступали по первому…

Голова у Савельева, несмотря на дурно проведенную ночь, была ясная. Он не чувствовал особого замешательства — наоборот, следовало переходить в контратаку.