Книга Нарцисс в цепях - Лорел Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жан-Клод, увидев меня, встал. Белая сорочка была в пятнах,рукав разорван. Не было впечатления, что его били или как-то обижали, но обычноон фанатично относится к одежде. Такое могло быть вызвано лишь серьезнымипричинами. Борьбой, быть может?
Я не подбежала к нему, но обняла его, прижала ухо к егогруди, держась за него, как за последнюю в этом мире прочную опору. Он гладилменя по волосам и что-то приговаривал по-французски. Я уже достаточно сталапонимать, чтобы разобрать, что он рад меня видеть и что я очень хорошо выгляжу.Но все остальное было просто приятным шумом.
Только ощутив присутствие Зебровски у себя за спиной, яотодвинулась, но тут рука Жан-Клода нашла мою руку, и я ее взяла.
Зебровски на меня глядел так, будто впервые видит.
— Чего тебе? — Это прозвучало враждебно.
— Я никогда тебя не видел такой... мягкой. Ни с кем.
Это меня поразило.
— Ты же видел, как я целовалась с Ричардом.
Он кивнул:
— Это было другое. Вожделение. А это... — Онпокачал головой, подбирая слова. — С ним ты будто в безопасности.
Мне стукнуло в голову: а ведь он прав!
— А ты умнее, чем кажешься, Зебровски.
— Мне Кэти читает вслух книжки для самообразования. Самя только картинки смотрю. — Он тронул меня за руку: — Я поговорю сДольфом.
— Вряд ли это поможет.
Он пожал плечами:
— Если уж Орландо Кинга можно было обратить насчетмонстров, то всякого можно.
— То есть?
— Ты когда-нибудь читала, или слышала, или видела егоинтервью до инцидента? Зебровски пальцами показал кавычки, произнося слово«инцидент».
— Нет. Тогда, кажется, меня еще не интересовала этатема.
Он скривился:
— Да, я все забываю, ты еще была в пеленках.
— Так расскажи.
— Кинг был мотором и звездой движения, которое хотелообъявить ликантропов не людьми, чтобы их можно было убивать на месте и безсуда. Потом его поцарапали, и — але-оп! — он смягчился.
— Близость смерти делает с человеком такое, Зебровски.
Он усмехнулся:
— Она не сделала меня лучше, чем я есть.
Когда-то я держала руками его живот, сводя края раны, чтобыне вылезли внутренности, пока мы ждали «скорую». Это случилось перед самымрождеством года два назад. В письмо Санта-Клаусу в том году я включила толькоодно пожелание: чтобы Зебровски был жив и здоров.
— Если Кэти не может сделать тебя лучше, то не можетникто и ничто.
Он осклабился шире, потом лицо его стало серьезнее.
— Я поговорю за тебя с боссом, посмотрю, нельзя лисмягчить его сердце, не прибегая к близкой смерти.
Я посмотрела в это чуть грустное лицо:
— Это потому, что ты увидел, как я его обнимаю?
— Ага.
Я порывисто обняла его:
— Спасибо.
Он оттолкнул меня к Жан-Клоду:
— Ты лучше успей его завернуть в покрывало дорассвета. — И посмотрел мимо меня на вампира: — Берегите ее.
Жан-Клод слегка поклонился:
— Я готов беречь ее настолько, насколько она позволит.
Зебровски рассмеялся:
— Слушай, а он тебя знает!
Мы так и оставили Зебровски заливаться смехом, арегистратора глазеть, потому что ночь уже становилась тоньше. Приближалсярассвет, а у меня было еще много вопросов. Натэниел вел машину, мы с Жан-Клодомсидели сзади.
Я по привычке застегнула привязной ремень, но Жан-Клодостался сидеть вплотную ко мне, обнимая меня за плечи. Меня начало трясти, и яне могла остановиться. Будто я так долго его ждала, что начала разваливаться. Яне плакала, только позволила ему держать себя, пока меня трясло.
— Все хорошо, ma petite.Ничего уже не грозит нам обоим.
Я потерлась головой об его испачканную сорочку:
— Дело не в этом.
Он дотронулся до моего лица, приподнял его к себе в чутьподсвеченной тьме машины.
— В чем же тогда?
— У меня был секс с Микой.
Я глядела ему в лицо, ожидая гнева, ревности, какой-товспышки в глазах. А видела только сочувствие и не понимала.
— Ты — как только что поднявшийся вампир. Даже те, комупредстоит стать мастерами, не могут побороть голода в первую ночь или в первыенесколько ночей. Он непобедим. Вот почему многие вампиры нападают на ближайшихродственников, когда впервые встают. Это те, о ком они думают в сердце своем, ипотому вампиров тянет к ним. Только с помощью Мастера Вампиров может этот голодбыть направлен в другую сторону.
— Ты не сердишься? — спросила я.
Он засмеялся и обнял меня:
— Я боялся, что ты будешь на меня сердиться за то, чтоя передал тебе этот ardeur,огонь, жгучий голод.
Я отодвинулась, чтобы заглянуть ему в лицо.
— А почему ты меня не предупредил, что я не смогу егоконтролировать?
— Когда речь идет о тебе, ma petite, ябольше всегостараюсь избегать недооценки. Если кто-нибудь, кого я знал за все эти века, могбы выдержать этот тест, то это ты. Я тебе не сказал, что ты потерпишь неудачу,так как давно уже не пытаюсь предсказать, что может сделать сила с тобой илипосредством тебя. Обычно ты сама себе закон.
— Я была... беспомощна. И я... я не хотела егоконтролировать.
— Конечно, не хотела.
Я покачала головой:
— Ardeur —это навсегда?
— Я не знаю.
— Сколько пройдет времени, пока я научусь им владеть?
— Месяц или два, может быть, меньше. Но даже когда тынаучишься им владеть, поосторожнее в присутствии тех, к кому ты вожделеешьсильнее всего. От них голод вспыхнет в жилах палящим огнем. Ничего стыдного вэтом нет.
— Это ты так говоришь.
Он держал мое лицо в ладонях:
— Ma petite,уже больше четырехсот лет прошло, как явпервые очнулся и ощутил, как бушует во мне ardeur,но я помню. И все эти годы япомню, что плач по плоти еще острее и хуже, чем плач по крови.
Я сжала его запястья, прижала его руки к своему лицу.
— Мне страшно.
— Конечно. Так и должно быть. Но я тебе помогу черезэто пройти. Я буду твоим гидом. Это может пройти за несколько дней илиприходить и уходить, не знаю. Но я тебе помогу пройти через это, что бы это нибыло.