Книга Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - Фредерик Дар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надо бы тележку! — говорит Босс. — Вы можете нам её дать, Оскар?
— Где я вам её найду? Я не носильщик с Северного вокзала.
— Погодите, я знаю, что делать, — говорит Берю.
Что бы о нём ни говорили, но Неописуемый иногда проявляет изобретательность. В два счёта (я всё никак не пойму, что они считают) он снимает с направляющих раздвижные двери гардероба. Они представляют собой два массивных щита с роликами в верхней части.
— Помогите мне перевернуть ящик!
Мы выполняем указания прораба. Прирождённый мастер на все руки, недолго думая, прикручивает четыре ролика по углам огромного сундука.
— А теперь в путь! — командует он.
Мы покидаем место драмы.
Обрезиненные ролики не скрипят. Кое-как мы перемещаемся по коридорам. Время от времени мы встречаемся с туристами, которые прижимаются к переборкам, чтобы нас пропустить.
— Вам помочь, месье? — волнуется стюард.
— Вот только не надо мне помогать, — грубо отталкивает его Толстяк, — это моя коллекция стекла, я предпочитаю колотить его сам.
Я изучил маршрут прежде, чем отправиться в путь. Есть одна тропа, которая выводит нас к грузовому лифту. Беда в том, что его кабина в точности повторяет размеры сундука. Так что мы вынуждены затолкать его в кабину и спуститься по лестнице на четыре палубы ниже, после чего запустить лифт.
Естественно, с моей скоростью я прибегаю на аккумуляторную палубу первым, и мне выпадает честь нажать кнопку вызова.
К моему большому удивлению, сигнальные лампочки, показывающие местонахождение кабины, не загораются. Может быть, мы неплотно закрыли дверь лифта? Я яростно нажимаю на чёрную кнопку. Наконец стеклянные квадратики загораются один за другим, сообщая нам о прибытии нашей посылки. Раздаётся характерное подзинькивание механики. Бум! Дверь открывается автоматически.
— А где жмуры? — выкрикивает Берю, готовый к получению.
Он застывает с опущенными руками при виде выходящего из кабины здорового негра в футболке, который держит в руках ящик с пустыми бутылками. Атлетического сложения, сияющий, улыбающийся.
— Послушайте, — бормочет Пино, — вы не заметили сундука?
— Простите? — спрашивает чернокожий.
— Сундук! — орёт Берюрье, — ю капито? Андестенд велл? Просекаешь, йес, приятель? Сундук! Здоровый, вот такой! Красного цвета! Россо, ред! Врубаешься? Ящик, дружок! Короче, большой ящик. Чувал! На колёсиках! Вери здоровый бокс! Усёк? Ит из олрайт?
— Прошу вас, не надо так волноваться, месье, — говорит чернокожий, — если вы имеете в виду большой сундук, который был в лифте, не беспокойтесь, он никуда не делся. Я не понял, чего он там делал, и просто вытащил его из кабины и придвинул к стене.
Он кланяется и уходит, не переставая улыбаться.
— Так, придётся снова лезть наверх и загружать этих месье-дам, — жалуется Толстяк, поднимаясь по лестнице.
— Я тебе помогу, — говорит Пино и входит в лифт, ибо он соображает лучше, чем его экс-коллега.
— Здесь им будет лучше, — говорит Берю, вытирая ленту внутри шляпы, — по-моему, в морге гораздо уютнее, чем в дортуаре, куда нас засунули.
В самом деле, в помещении чувствуется приятная прохлада, несмотря на летнее средиземноморское утро.
Толстяк показывает на четыре огромных рефрижераторных бака, которые стоят на рельсах.
— Неплохо, но они тут не очень оборудованы против эпидемий. Ещё два убийства — и мест не хватит, придётся занимать холодильник на кухне.
Пинюш трудится над скобами сундука, которые не иначе как заклинило. Но, будучи терпеливым как любитель кроссвордов или вязальщица, выращивающая котят, он справляется с оковами. Поднимает крышку, издаёт слабый крик убитого цыплака и садится одновременно на паркет и на собственные ягодицы в форме долек чеснока.
— Эй, чего это с тобой, Сезар! — спрашиваю я.
Его побитые молью усы напоминают две кисточки, которые забыли помыть в скипидаре: в них застряли какие-то сгустки, и щетина торчит, куда вздумается.
Пино издаёт стон ночной птицы.
— Их, их, их, их… — выпискивает он жалобно.
— Эй, оставайся с нами, Папаша! — бросает ему Берю. — У тебя что, климакс, приятель?
— Их, их, их там нет! — наконец артикулирует Старина.
Мы с Александром-Бенуа смотрим друг на друга, как вы смотрите на свою сестру, заметив, что свояк мочится в пианино.
И всё же, поскольку святой Фома дремлет в сердце самого великого поэта, я подхожу к распахнутому сундуку.
Пинюш не сбрендил, друзья мои: сундук безобразно пуст[57].
Вы скажете, что после всего, что мы пережили за последние сутки, мы ничему не должны удивляться, вот только вид этого зияющего сундука вызывает у меня головокружение больше, чем Большой Каньон Колорадо.
— У нас стырили жмуров! — громыхает Берюрье.
— Прикуси, А-Б. Б.! — прошу я.
Я напряжённо думаю. В таких обстоятельствах не стоит отпускать нервы, мои птички, иначе вы быстро окажетесь на пороге скворечника с чемоданом в руке и письмом от вашего психиатра в кармане.
— Чем торгуешь? — спрашивает Непочтительный, который стал совсем бесцеремонным с тех пор, как я перестал быть его начальником (или, точнее, с тех пор, как он перестал быть моим подчинённым).
— Я думаю, Толстяк!
— Думай вслух, чтобы все слышали. И потом другим не надо будет думать.
— Нам понадобилось не более тридцати секунд, чтобы спуститься на три этажа. Пятнадцать секунд ждали кабину. Еще пятнадцать разговаривали с чернокожим матросом. Вы потратили тридцать на то, чтобы вернуться за сундуком. Таким образом, он оставался без нашего присмотра не более минуты с половиной. За девяносто секунд кто-то должен был успеть вытащить его из лифта, переправить в укромное место, достать два тела и снова оттащить его к лифту. Надо быть очень ловким, братцы!
Они принимаются говорить, но, к счастью, одновременно, что отбивает у них желание продолжать.
— Мы напали на след, ребята!
— Ты так думаешь? — бормочет Пино, вновь принимая вертикальное положение.
— Йес, барон! На этот раз мы в самом деле имеем нечто положительное, ощутимое! Чернокожий явно замешан, иначе этот фокус не удался бы, всё было слишком чётко. Я представляю себе это дело так: с момента нашей вылазки к Алонзо мы были под наблюдением. За нами незаметно следили с тех пор, как мы отправились в путь с сундуком. Они воспользовались первой же возможностью, чтобы забрать его содержимое. И им пришлось использовать помещение рядом с лифтом.
— Зачем им понадобились эти трупы, если у них была вся ночь, чтобы забрать их? — возражает Блеющий.