Книга Возвращение тамплиеров - Джузеппе Д'Агата

Проявления сильной воли мой муж обычно встречал с покорностью, и он дал уговорить себя принять этот сан. А почему бы и нет? В конце концов, идеалы меченосцев питались все той же исконной сутью немецкого духа.

Отец Отто сообщил мне и Гельмуту о решении барона не без торжественности и с нескрываемым удовольствием. Я восприняла это как своего рода почесть, а Гельмут никак не отозвался, но так побледнел, что вынужден был опуститься в кресло, иначе рухнул бы на ковер в моей гостиной.

Когда мы остались вдвоем, Гельмут немного пришел в себя, и его плохое самочувствие сменилось бурным волнением. Он заклинал меня выслушать его и сказал, что мой муж был ничего не ведающей жертвой бесчестного сговора и что моя жизнь в опасности.

Мне удалось успокоить его, и я потребовала объяснений.

Гельмут заявил, что человек, выбранный главой ордена, обязательно должен отвечать определенным условиям, причем в каждом содружестве рыцарей они разные. У меченосцев таких условий было два: избранник должен был пожертвовать своим состоянием и любимой женщиной.

Когда я подумала о своем муже, мне стало смешно. Рудольф абсолютно не способен был убить меня. Гельмут согласился, но заметил, что это может сделать кто-то другой, и мне следует остерегаться настоятеля аббатства Хиршау.

Я выразила сомнение, ведь я считала отца Отто человеком весьма благочестивым. Гельмут же настаивал: не следует доверять ему. Он ласково посмотрел на меня и даже решился взять мои руки в свои. Потом сообщил, что церемония возведения в сан неизбежна и что до этого момента я рискую жизнью.

Мне сделалось страшно. Где искать спасения? Приходилось рассчитывать на Гельмута. Он мог что-то придумать.

Разговор наш происходил в середине октября 1866 года, и с тех пор события стали разворачиваться стремительно.

Через несколько дней разразилась немыслимая гроза, и на Штутгарт обрушился ливень, который по невероятной мощи походил, я думаю, на библейский потоп. Казалось, небо послало молнии именно против нашей виллы. Гельмут пребывал в сильнейшей тревоге. Он отправился в аббатство, но быстро вернулся. Выйдя из коляски, он пришел ко мне и убедил последовать за ним. Под проливным дождем, при блеске молний и неумолчном громе мы отправились в парк. Остановившись возле кипариса, я сделала то, о чем мы договорились, — опустилась на землю и легла в густую траву. Гельмут поспешил к вилле и возвратился с несколькими слугами. Я походила на мертвую. Меня отнесли в дом и уложили на кровать.

Рудольф пришел ко мне, сопровождаемый Гельмутом. Он не вымолвил ни слова и не заплакал, скоро удалившись обратно к своим книгам.

Когда пришел отец Отто, я уже лежала в открытом гробу. Настоятель выглядел крайне опечаленным и захотел узнать причину смерти. Гельмут сказал, что молния, даже не поразив меня, остановила мое сердце. Отец Отто наспех благословил меня и ушел, обменявшись с Гельмутом каким-то условным знаком. Под белым покрывалом, в длинном одеянии, меня повезли на церемонию, состоявшуюся на другой день.

Гроза все продолжалась. Коляска остановилась возле церкви, как раз напротив типографии, и Гельмут с бароном вышли из нее. Мой муж вошел в здание и, пораженный пустотой и заброшенностью, покачал головой, не скрывая мучительного огорчения.

У входа в церковь стоял отец Отто, который по этому случаю был в черной рясе и белом плаще с эмблемой ордена меченосцев. Мой муж прошел через церковь, ни разу не преклонив колена и не перекрестившись.

Возведение в сан состоялось в обители настоятеля. Выйдя оттуда в облачении Великого магистра, отороченном золотой каймой, Рудольф, редкая борода которого внезапно поседела, направился по винтовой лестнице вниз, в крипту. Настоятель и Гельмут спустились следом. Все дальнейшее походило на невероятный сон.

Возле двух стен громоздились высокие стопки книг. С третьей стены взирали прямоугольные глазницы пустых локул. Четвертая приютила неубранный алтарь, на котором выделялся огромный меч, вознесенный над крестом. Вдоль стен горели факелы. Под ними толпились монахи, тоже в старинных рыцарских одеждах. А за их тенями чудилось множество других таких же фигур.

Пока Гельмут держался в стороне, мой муж и отец Отто подошли к алтарю, к драгоценному средневековому мечу, сверкавшему как солнце. Вдруг под сводами крипты раздался хриплый голос, приказавший им остановиться.

И тотчас появился — спиной к алтарю — еще один человек. Он был закутан в черный плащ, лицо закрыто глубоким капюшоном. Сильный запах серы заполнил помещение.

Отец Отто пробормотал нечто вроде приветствия. Черный монах ткнул пальцем в моего мужа, глаза которого расширились от ужаса, и оскорбил его вопросом, человек он или манекен. Потом насмешку сменил гнев, обращенный к отцу Отто. Разве может этот человек стать Великим магистром, если еще жива его жена?

Отец Отто поискал глазами Гельмута, который шагнул вперед и спокойно подтвердил, что я действительно еще жива. Черный монах обратился к Гельмуту со злобной улыбкой, назвав его бессовестным вором, и сказал, что разыскивал его. В колодце посреди двора он не нашел ни грана золота. Известно ли Гельмуту что-нибудь об этом?

Отец Отто принялся оправдываться, говоря, что поручил Гельмуту опустить два мешочка в колодец. Черный монах не удостоил его даже взглядом и приказал всем замолчать, пока вор держит ответ. Гельмут и не подумал выкручиваться, а просто признался, что золото проиграл. Черный монах опустил голову, не сдержав смеха. Дерзость и наглость Гельмута в чем-то даже забавляли его. Между ними началась какая-то странная перепалка. Гельмут спросил, что за кара ждет его. Тот ответил, что подходящее наказание придумать трудно. „Может, просто не хватает фантазии?“ — съехидничал Гельмут. Черный монах сказал, что сначала хочет закончить дело с церемонией. По сути же, было ясно — он горел желанием отомстить.

Гельмут подошел к моему мужу и попытался привести его в чувство, потому что тот словно утратил дар речи. Он заклинал его уйти, бежать, вернуться к своим книгам. Рудольф ответил ледяным тоном, что книги, лежащие в крипте, тоже его.

Далее неописуемые события происходили стремительно. Отец Отто приблизился к алтарю, взял подушку с мечом и подошел к Рудольфу. Гельмут хотел было броситься на помощь барону, но оба монаха остановили его. Рудольф поколебался мгновение, потом, словно загипнотизированный блеском меча, протянул руку и взял его.

И меч тотчас воспламенился. Черный монах посмотрел на него ехидно и в то же время с явным удовлетворением, потому что, как он и предвидел, это доказывало, что барон не избран. Тем временем пламя перекинулось на моего мужа, и он вспыхнул, словно лист бумаги. Черный монах изумился: значит, барон фон Зайте был всего лишь бумажным созданием? Книгой?

И действительно, то, что спустя несколько мгновений осталось от Рудольфа, оказалось всего лишь горсткой пепла от сгоревшей бумаги. Но меч, упавший на землю, не погас. Пламя, извиваясь, разбежалось от него во все стороны, образуя крест, концы которого быстро удлинялись. Огонь охватил книги и стены крипты. Монахи последовали за своим настоятелем, но не бежали прочь, а стали забираться в локулы.