Книга Без окон, без дверей - Джо Шрайбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закрой сейчас. Просто зайди.
Вместо этого он вернулся на кухню, сварил кофе, но из кофеварки вылился черный поток, густой, как сироп, слишком горький, чтобы пить. Он вытащил сеточку, видя, что нечаянно наполнил ее доверху, и вывалил гущу в мусорное ведро, смыв остатки в раковину. Позади в кухонной двери что-то скользнуло по стене — должно быть, тень дерева в свете парадного. Он уставился на стену, ожидая повторения. Ничего больше не было.
Когда зазвонил телефон, почти выкрикнул:
— Да!
— Я бы самолично надрал вам задницу! — прорычал в трубке голос, едва похожий на шерифа Митчелла, с каким-то звериным оттенком. — За каким чертом выкидывать первоапрельские шутки, Маст?
— Что?..
— Именно сегодня, ни раньше, ни позже, вдобавок ко всему остальному дерьму! Если б я не был сейчас так занят, сам вас в тюрьму отволок бы.
— Постойте, — сказал Скотт, — я не понимаю…
— Вы объявили, будто обнаружили тело Колетты Макгуайр. Думали, это очень смешно? Такое у вас извращенное чувство юмора?
— Я не шучу, шериф, и не вру. Труп у меня в столовой.
— Вот как? Тогда, может быть, объясните, почему Колетта Макгуайр стоит у меня в кабинете?
Скотт не мог вдохнуть. Пальцы потеряли чувствительность, казалось, будто телефон самостоятельно прижимается к уху. В трубке послышался шорох, на том конце ее передали из рук в руки.
— Алло, — сказал женский голос. — Скотт?
Он узнал его сразу, по крайней мере, той областью мозга, которая занимается исключительно фактами. Попытался произнести ее имя и застрял на первой согласной.
— Что происходит? — спросила Колетта. — Шериф Митчелл рассказывает, будто ты позвонил, сообщил, что нашел меня мертвой…
Теперь все мышцы руки вышли из-под контроля. Он смутно чувствовал, как трубка медленно съезжает с уха, цепляется на мгновение за обшлаг рубашки, словно реквизит фокусника-любителя, демонстрирующего свою ловкость, и падает на пол.
В дальнем конце коридора со стороны столовой раздался стук.
Потом звук повторился, тише, но определеннее, будто кто-то волок по полу тяжелые мокрые тряпки с грудами осенних листьев. Носовые пазухи распухли, преградив доступ воздуху. Из трубки еле слышался голос Колетты:
— Скотт! Скотт…
Он стоял на том же самом месте. Не хотел идти через прихожую по коридору к столовой и выяснять, что за стук. И решительно не хотел выяснять, кто и что там волок. И особенно не хотел выяснять, не приоткрыта ли дубовая дверь в углу, как в прошлый раз. Пожалуй, возможно, но теперь, подумав, уже точно не скажешь.
Дом окружал его, спокойный, неподвижный, ожидая решения.
Скотт повернулся и медленно пошел туда, откуда пришел. Дело недолгое. Через двадцать шагов он стоял в дверях, глядя в столовую, где по-прежнему стоял ноутбук и лежала отцовская рукопись.
Надувной матрас пуст.
Спальный мешок валяется на полу.
Тело исчезло.
А дубовая дверь в углу, в которую он недавно выскочил и крепко за собой захлопнул, открыта.
Чуть-чуть.
Он распахнул парадную дверь и вывалился наружу, не чувствуя холода.
На чисто физическом уровне вообще ничего не чувствовал. Фактически казалось, что весь сенсорный механизм мозга отключился, заглох, нет связи. Осталась только земля под ногами и расстояние, на которое можно отойти от дома.
Известно, что прокатная машина где-то на дороге, и он теперь уверен, что сможет самостоятельно откопать ее из-под снега, если придется, голыми руками. Зрение заключило собственную сделку с ночью, проглатывая необъятную черноту в обмен на смутный, но адекватный обзор территории. Он двигался как машина, механизм, состоящий исключительно из рычагов и поршней, не способный дойти до изнеможения. Даже если бы это стоило некоей незаменимой доли человечности, решил просто идти.
Через пять минут прозвонил сотовый.
Скотт пошатнулся, задохнулся, выхватил из кармана трубку, круто оглянулся на дом, глухо светившийся всеми горевшими лампами среди деревьев, зовя его назад, как маяк. Возясь с кнопками, предназначенными для детских пальчиков, выдавил в микрофон нечто похожее на слово.
— Скотт!.. — Это была Соня. — Скотт, ты меня слышишь?
Он что-то неразборчиво буркнул.
— С тобой все в порядке?
Он споткнулся, озадаченный вопросом, глядя на маячивший перед ним освещенный дисплей телефона, как на какое-то фосфоресцирующее глубоководное существо.
— Нет.
— Где ты?
— На дороге… у шоссе…
— Я еду.
— Дорогу замело.
— Подойди как можно ближе к хайвею, — велела она. — Жди меня, понял? Не уходи никуда.
И исчезла, вновь оставив его на своем собственном попечении. Холод добрался до костей, до плеч, колен, костяшек пальцев, наполнив их серебром. Он сунул телефон в карман, сжал кулаки и пошел дальше в ночь, не обращая внимания на наждачный скрежет в легких, игнорируя все, кроме дороги. Говорил себе, что может идти вечно, лишь бы убраться подальше от дома, от того, что находится в нем.
В лесу что-то затрещало, достаточно громко, чтобы услышать даже сквозь хриплое дыхание. Сухие сосновые ветки хрустели, ломались, словно нечто выворачивало с корнями целые деревья. Скотт различил общие очертания, слишком крупные для оленя. Нечто стояло, выпрямившись, наблюдая за ним.
Обман зрения.
Как бы в ответ глаза заслезились, прояснились, и он в пронзительный миг абсолютно четко увидел силуэт фигуры, сгорбившейся перед ним на дороге. Мужчина присел на снегу, как животное, спустив штаны до щиколоток. Через секунду поднялся, и перед Скоттом предстал гигант футов семи ростом. Штаны еще спущены, огромный необрезанный пенис болтался между бледными ляжками обрывком веревки длиной, пожалуй, в фут от корня до головки. Голова пошла кругом на грани безумия, замелькали абсурдные воспоминания о легендарных исторических пенисах, например Джона Диллинджера[17]или Наполеона. Давайте восславим великие пенисы, мысленно провозгласил Скотт, и испугал самого себя истерическим, каркающим смешком.
Мужчина поднял голову, посмотрел на Скотта, широко ухмыльнулся, как бы оценив шутку. Гордо оглянулся на оставленную им гигантскую окровавленную дымящуюся кучу, зачерпнул пригоршню снега, вытерся, отшвырнул снежок в лес и натянул штаны. Он стоял на дороге все с той же ухмылкой, а части его тела находились в непрерывном движении: руки, ноги, даже туловище подергивались и вертелись, словно в плоти кишели личинки.