Книга Под фригийской звездой - Игорь Неверли

оккупировали «рецидивисты» во главе с Комиссаром, ничего, разумеется, не платя, а в среднем находился китайский район Варшавы. Здесь коробейники-китайцы изготавливали свою галантерею. Отсюда и название трущобы — «Пекин».

Когда Зося впервые увидела его клетушку с низким, круглым, как плафон, потолком, толстые небеленые стены, цементный пол, полукруглое окошко…

— Разве же это комната? — воскликнула она. — Это камера, келья. Как в монастыре или в тюрьме.

— В самый раз для меня, на покаяние. А что мне еще нужно? — Щенсный показал железную койку, два стула, стол и занавешенную нишу, заменявшую ему шкаф.

— Нет, я должна здесь навести порядок. Принеси ведро воды и тряпку.

— Потом, — просил Щенсный, — потом уберешь. Я так давно не был с тобой.

— Нет, — Зося была неумолима. — В такой грязи я не могу.

Скинув туфли и чулки, она принялась драить пол, подгоняемая взглядами Щенсного, лихорадочно мыла окно, взбивала матрац, даже занавеску зачем-то перевернула на другую сторону — пусть он еще помучается, потомится, сильнее любить будет.

— Вот теперь совсем другое дело, — сказала она наконец, садясь на койку. — Скажи спасибо за все, грязнуля.

Зося была вроде все та же, да не совсем. Что-то в ней переменилось. Она уже не ласкалась, не теряла голову даже в самые безумные мгновения. «Прикидывается или такая трезвая стала?» — мелькнуло у Щенсного, а потом он еще раз подумал о ее трезвости, когда Зося рассказала, как Червячек после доноса Яворницкого кинулся на нее с палкой.

— Но я вспомнила тебя, как ты, тогда в роще, и бах его по морде! А потом за уши…

Она трепала Червячека за уши и кричала, что если он еще раз посмеет так ее оскорбить, то она бросит его, уйдет к матери. Тот обалдел и то ли поверил в ее невиновность, то ли струсил — во всяком случае, свалил все на Яворницкого, обозвал его лгуном, клеветником и выгнал с работы.

— Теперь он тише воды, ниже травы, — хвасталась Зося. — Погоди, я его совсем приструню!

Потом она вспомнила, что еще ничего не знает о том, как Щенсный устроился, что это за дом, какие у него соседи. Щенсный рассказал. Зося всполошилась:

— Значит, там, за стеной, — воры?! Ведь они все у тебя утащат!

Смешно было наблюдать, как она изменилась в лице от этого своего мещанского панического страха перед ворами.

— Не утащат, — успокоил ее Щенсный. — Я свою комнату даже не запираю. Они не воруют там, где живут. Да и вообще, мы договорились: у меня своя работа, у них своя. И в дела друг друга мы не суемся. Один раз они, правда, пытались ко мне приставать, но Комиссар их одернул, и с тех пор все спокойно.

— Какой еще Комиссар?

— Настоящий комиссар, но его выгнали из полиции, и он стал у них главарем.

Потом ей казалось, что она вырвалась из притона, в котором верховодит тиран-злодей — жестокий красавец Комиссар.

Как-то раз, когда Зося была у Щенсного, в дверь тихонько постучали. Щенсный шепнул: «Наверное, китайцы», — и крикнул:

— Войдите!

В дверь просунулось маленькое желтоватое личико с черными раскосыми глазами и, поздоровавшись с понимающей улыбкой, заявило:

— Талакана!

— Спасибо, пан Литунчак. Мы с невестой сейчас придем.

Голова исчезла. Зося спросила, кто это и чего ему надо?

— Его по-настоящему зовут иначе: Ли Туо… и что-то еще, чего не выговоришь. Вот мы и зовем его просто — Литунчак. Пошли, увидишь великолепную игру, лучше всяких там карт или скачек.

В небольшой комнатке, тоже похожей на камеру, где у стены громоздились нары и над круглым столом висел красный четырехугольный фонарь, их встретил Литунчак и еще несколько китайцев, таких же тихих и вежливых.

На столе лежали серебряные злотые, а посредине пирамидка разменной монеты.

Китайцы встали вокруг стола, на равном расстоянии друг от друга держа на краю маленькие, будто спичечные, коробки, оклеенные зеленой бумагой, с черными кружочками сверху.

Литунчак тихонько свистнул. По этому сигналу каждый из игроков молниеносным движением выпустил из своей коробочки таракана. Тараканы наперегонки кинулись к монетам, а столкнувшись, начали драться. Стол превратился в поле боя. Время от времени протягивалась рука с длинными ногтями и бесшумно хватала монету — шуршали только тараканы на столе. Тишина давила. Пусть бы хоть кто-нибудь сказал слово, крикнул! Но губы игроков были плотно сжаты, лица окаменели, только глаза горели все ярче да на щеках проступали красные пятна — все это возбуждало во сто крат сильнее любых азартных игр, которые Зося видела в кино.

Щенсный объяснил ей, что, когда таракан пробьет себе дорогу к деньгам, его владелец забирает все, на что это мерзкое насекомое залезет — одну монету или всю кучку, то есть весь «шан».

Зося захотела попробовать. Литунчак дал ей зеленый коробок и показал, как дергать снизу за нитку, чтобы таракан выскочил на стол.

Она поставила один злотый. Проиграла. Взяла еще таракана у высокого китайца, который выигрывал больше всех. Но и этот таракан шел на деньги лениво, может быть оттого, что Зося так хлопала в ладоши и шумела. Китайцы были шокированы, а она не могла глаз отвести от раскинутого по столу серебра. Ей стало жаль проигранных денег, но тут подошел Литунчак и вернул ей два злотых.

— Гост, — сказал он, низко кланяясь, — нэ мога плоиглал.

Поблагодарив, Щенсный с Зосей вернулись к себе.

— Скажи, что они делают с тараканом, что он так рвется к деньгам?

— То же, что и с вором. Держат взаперти и морят голодом. Выпустят на стол, где нет ничего, кроме монеты с крошкой хлеба, и снова запирают в коробку. Когда таракан привыкает, что еду можно найти только на монете и всегда бежит туда, где блестит, его учат драться — выпускают их по нескольку штук на одну крошку хлеба. Ну а потом метят им спинки золотой или серебряной тушью и берут в игру.

— Часто они играют?

— Нет. В месяц раз, а то и реже… Мне кажется, они играют от тоски. Ты не представляешь, какой это трудолюбивый народ! Едят немногим больше таракана, а работают с утра до ночи. Одни делают шлепанцы, фигурки, разные китайские безделушки, а другие ходят по домам и все это продают. Время от времени им делается невмоготу на чужбине. Пить они не умеют, вот и устраивают тараканьи бои. Я с ними дружу, поэтому меня приглашают.

Щенсный действительно полюбил китайцев и захаживал к ним иногда посмотреть на их работу. Они беседовали, жестами восполняя недостаток слов.

Что касается «рецидивистов», то отношения с ними были у Щенсного корректные, но не дружеские. Они называли его с шутливым уважением Студент,