Книга Чаша судьбы - Алан Григорьев

вдруг раздался громкий окрик:

— А ну стой!

И Элмерик увидел с той стороны стекла разъярённого принца Эйвеона.

— И не подумаю! — фыркнул Шон, показав тому неприличный жест.

В его пальцах разгоралось новое заклятие — кажется, он намеревался набросить паутину на врага — прямо сквозь зеркальную преграду.

— Дурень, это ловушка! — Эйвеон отчаянно забарабанил с той стороны стекла. — Послушай, в другое время я не стал бы тебя предупреждать — сдохнешь, ну и бес с тобой! Но сейчас нам надо помочь Браннану…

— Это после того, что вы с ним сделали?

— Не мы, — покачал головой Эйвеон. — Это всё Оона.

— А ты просто стоял и смотрел, как послушный сын, — одна из свечей, зашипев, потухла, но Шон зажёг её снова щелчком пальцев.

— А что мне оставалось делать? — эльф закрыл руками лицо и всхлипнул. — Если бы стал перечить, лежал бы сейчас рядом с королём ни живой, ни мёртвый. Шон, я знаю, между нами были разногласия…

— Это ещё мягко сказано!

— Но сейчас просто выслушай меня, ладно? — Эйвеон развел ладони в стороны, словно показывая, что безоружен, и рыцарь Сентября тоже опустил руку.

— Матушка догадывалась, что Каллахан может воспользоваться зеркалом, поэтому малость тут поколдовала. Если попытаешься пройти напрямую, тебя вмиг испепелит.

— Но нашлось третье зеркало, не так ли?

Эйвеон кивнул:

— Да, оно у Лисандра. От него можно пройти к нам, не поджарившись. А от вас — к нему. Скажи Каллахану, пусть приходит скорее. Ему под силу снять эти чары, а я вот не могу.

— Выходит, ты был недостаточно верен своему королю? — усмехнулся Шон. — Впрочем, о чём это я? Ты же подчиняешься мамочке. Трус!

— Может, я и трус, зато живой. И, к твоему сведению, это я отправил к Лисандру своих воинов.

— Знаю: чтобы помочь ему в войне, — в голосе рыцаря Сентября послышалось презрение.

— Нет, чтобы убить его! — Эйвеон вскинул подбородок. — Не думай обо мне хуже, чем я есть.

— Надо же! Это, конечно, в корне меняет дело. Ну и как успехи?

Элмерик и не подозревал, что Шон умеет говорить таким ядовитым тоном. Играть на арфе становилось всё больнее: холод пронизывал барда до костей, зубы стучали друг о друга, мышцы сводило судорогой, а пальцы не слушались почти как тогда — во время Зимней битвы. Но он не смел остановиться — нельзя, чтобы чары разрушились. Только не сейчас.

— Пока никак. Но я надеюсь… — начал было Эйвеон, однако рыцарь Сентября перебил его, рявкнув:

— Засунь себе эти надежды знаешь куда?… Почему ты раньше с нами не связался? Чего ждал?

— Тише, не ори ты так! А то мама услышит. Мне нужно было время, понимаешь? Чтобы она подумала, что я на её стороне.

— А на чьей стороне ты на самом деле, Эйвеон?

— Уж не на твоей, — буркнул тот, пытаясь заглянуть рыцарю Сентября за плечо. — Где вообще Каллахан, а? Я слышу звуки арфы. Почему он со мной не поговорит?

— Потому что сейчас с тобой разговариваю я. Но поверь: если с Брэннаном что-то случится, Каллахан найдёт тебя, где бы ты ни был. И убьёт.

— Вот только не надо меня запугивать! — прошипел Эйвеон, в ярости качнув зеркало. — Ты же этого не допустишь. Тебе надо, чтобы я жил, ведь ты всё ещё надеешься вернуть то, что сам же мне отдал. Это нехорошо, Шон. Подарки назад не забирают. Ты, как обычно, скажешь, что ничего мне не дарил, но мы-то знаем, как работают эти заклятия, братец! Сделка совершена.

— Я тебе не брат, — процедил сквозь сжатые зубы рыцарь Сентября.

— Кстати, хотел тебе кое-что показать… — Эйвеон метнулся куда-то в сторону, но вскоре вернулся, держа в руках обледеневший цветочный горшок. — Знаешь, что это? Лисий огонь. Да, тот самый.

Он криво усмехнулся, глядя, как вытянулось лицо Шона.

— А что, думаешь, я не знал? Браннан тайно растил его, чтобы вернуть всё, как было. Восстановить справедливость, как он считал. И ему почти удалось — смотри, какие чудесные оранжевые колокольчики! Во льду они смотрятся очень красиво — почти как живые, да? Жаль только, что мёртвые! — Эйвеон расхохотался и швырнул горшок оземь.

Элмерик ожидал, что сейчас во все стороны брызнут осколки, но колдовской лёд оказался прочным. Принц Грозовых Дней в запале пнул цветок ногой.

— Никогда не называй меня трусом, Шон. Ты просто не знаешь, на что способна матушка. Я делаю всё, что в моих силах. Каменные демоны, да я даже с тобой разговариваю!

— Ах, на какие ужасные жертвы тебе приходится идти! — рыцарь Сентября сжал кулаки.

Он выглядел так, будто бы собирался схватить эльфа за горло, и только смертоносная зеркальная преграда помешала ему это сделать.

А Эйвеон, припав к стеклу, зашептал:

— Слушай, к Лисандру отправился Тэруэл со своими ребятами. Помнишь такого? Он ещё однажды на пиру превратился в козодоя и пугал глупых служанок… Так вот, скажи Каллахану, что на парня можно рассчитывать, если в Зимнем форте возникнут проблемы. Ну ты понимаешь. А тут уж я сам его встречу и проведу в опочивальню. Только пусть поторопится — искра жизни Брэннана с каждым днём слабеет. А теперь мне пора. Прощай.

Он накинул на зеркало какую-то непрозрачную ткань, и изображение померкло. Миг — и на запотевшей поверхности не осталось и следа от инея, в комнате вновь потеплело, а в зеркале отразились спальня командира и очень мрачное лицо мастера Шона.

Элмерик прекратил играть — воцарилась гнетущая тишина. Время шло, а рыцарь Сентября всё стоял и смотрел в зеркало, словно ещё не до конца вернулся назад. Травы почти догорели, и в воздухе висела дымка, от которой слезились глаза.

— И что мы будем теперь делать? — осмелился подать голос бард.

Шон вздрогнул так, словно забыл,