Книга Встреча с хичи. Анналы хичи - Фредерик Пол

не должен принимать это предложение. Я всегда был за мир, а государству иногда приходится вести войну. Леб однажды сказал мне, что все политики ненормальные, и, боюсь, он был прав. – Он выпрямился, лицо его прояснилось. – Но есть и хорошие новости, Робин! Премия Броудхеда за научные открытия…

– Что, что?

– Вспомните, Робин, – нетерпеливо сказал он, – система премий, которую вы организовали перед самой операцией. Она уже начала приносить плоды.

– Ты решил загадку хичи?

– Ах, Робин, я понимаю, вы надо мной смеетесь, – с мягкой укоризной сказал он. – Конечно, пока ничего такого значительного. Но есть физик на Лагуна-Бич… Бекферт? Вы знаете его работы? Тот самый, что предложил систему для достижения плоского пространства?

– Нет, я даже не знаю, что такое плоское пространство.

– Ну, – сказал он, обескураженный моим невежеством, – в данный момент, я думаю, это не имеет значения, но сейчас он работает над математическим анализом недостающей массы. Похоже, Робин, этот феномен совсем недавний! Каким-то образом в последние несколько миллионов лет к вселенной была добавлена масса.

– Ах вот как, – сказал я, изображая понимание. Но я его не обманул.

Он сказал терпеливо:

– Если вы помните, Робин, несколько лет назад Мертвец – женщина – из того корабля, что сейчас называется «С. Я. Броудхед», заставила нас поверить, что этот феномен связан каким-то образом с деятельностью хичи. Мы тогда не обратили на это должного внимания.

– Помню, – сказал я. Сказал почти правдиво. Я вспомнил, что у Альберта появилась дикая идея, будто по какой-то неясной причине хичи заставляют вселенную сократиться до первичного атома, чтобы произошел новый Биг Бэнг[6] и возникла новая вселенная с иными физическими законами. Потом он изменил свое мнение. Он в свое время объяснял мне причину, но я забыл. – Мах? – спросил я. – Что-то имеющее отношение к этому парню Маху? И к человеку по имени Дэвис?

– Совершенно верно, Робин! – Он зааплодировал, радостно улыбаясь. – Гипотеза Маха указывает на причину этого, но парадокс Дэвиса делает невероятным действие этой причины. И вот Бекферт аналитически показал, что парадокс Дэвиса неприложим, если число расширений и сокращений вселенной конечно! – Он встал и принялся бродить по комнате, слишком довольный собой, чтобы сидеть спокойно. Я не понимал, чему он радуется.

– Альберт, – неуверенно сказал я, – ты хочешь сказать, что вселенная нас раздавит, превратит в… как ты это называешь… во флоэму?

– Совершенно верно, мой дорогой мальчик!

– И от этого ты так счастлив?

– Именно! О, – сказал он, остановившись на полпути и глядя на меня, – я понимаю вашу проблему. Но это не произойдет скоро. Не раньше чем через миллиард лет, это точно.

Я сидел, глядя на него. К этому новому Альберту надо привыкнуть. Он не замечал ничего необычного, продолжал счастливо рассказывать о новых идеях, возникших в связи с премиями, и о том, какие мысли приходили ему в голову.

Новые мысли?

– Минутку, – сказал я, нахмурившись, потому что чего-то я здесь не понимал. – Когда?

– Что «когда», Робин?

– Когда ты об этом думал? Ты был отключен все время до нашего разговора…

– Совершенно верно, Робин. Когда я был «отключен», как вы выражаетесь. – Он померцал. – Миссис Броудхед снабдила меня встроенной базой данных, хардвер. Я не перестаю существовать, когда меня отключают.

– Я не знал этого.

– Вы себе не представляете, какое это для меня удовольствие! Просто думать! Всю жизнь я только этого и хотел. Молодым человеком я плакал из-за невозможности посидеть и подумать – например, реконструировать доказательства хорошо известных математических и физических теорем. Теперь я часто могу это делать, и гораздо быстрее, чем когда я был жив! Я глубоко благодарен вашей супруге за это. – Он наклонил голову. – А вот и она, Робин. Миссис Броудхед? Я только что вспомнил, что еще не выразил вам благодарность за новое программирование.

Она удивленно посмотрела на него, потом покачала головой.

– Дорогой Робин, – сказала она, – я должна кое-что сказать тебе. Минутку. – Она повернулась к Альберту и произнесла три или четыре фразы по-русски. Он серьезно кивнул.

Иногда мне нужно много времени, чтобы понять, но теперь я наконец понял. Происходит что-то такое, о чем я должен знать.

– Послушай, Эсси, – сказал я встревоженно; тем более встревоженно, что я не знал, из-за чего, собственно, тревожусь, – что случилось? Вэн натворил что-то?

Она серьезно ответила:

– Вэн улетел с Врат, и вовремя улетел, потому что его ждали большие неприятности с Корпорацией «Врата» и со многими другими. Но я хочу поговорить не о Вэне. О женщине, которую я видела в своем магазине. Она очень похожа, дорогой Робин, на женщину, которую ты любил до меня, на Джель-Клару Мойнлин. Так похожа, что я решила – она ее дочь.

Я смотрел на нее.

– Что?.. Откуда ты знаешь, как выглядела Клара?

– О Робин, – нетерпеливо сказала она. – Двадцать пять лет, а я специалист по обработке информации. Думаешь, я не захотела узнать? Я очень хорошо ее знаю. Все сохранившиеся записи.

– Да, но… у нее не было дочери. – Я смолк, думая, а уверен ли я в этом. Я любил Клару сильно, но не очень долго. Вполне возможно, что в ее жизни были эпизоды, о которых она мне не рассказывала.

– Вообще-то, – практично сказала Эсси, – прежде всего я подумала, что она может быть твоей дочерью. Только теоретически. Но возможно. Она могла забеременеть от тебя. Но теперь… – Она вопросительно повернулась к Альберту. – Альберт? Поиск завершен?

– Да, миссис Броудхед. – Он кивнул. Выглядел он очень серьезным. – В данных о Джель-Кларе Мойнлин нет никаких сведений о ее ребенке.

– И что же?

Он достал трубку и принялся вертеть ее.

– Сомнений в ее личности нет, миссис Броудхед. Она прилетела два дня назад вместе с Вэном и зарегистрировалась.

Эсси вздохнула.

– Тогда, – храбро сказала она, – сомнений вообще нет. Женщина в магазине была сама Клара, а не самозванка.

В этот момент больше всего на свете мне требовалось успокаивающее оздоровляющее присутствие моей старой психоаналитической программы Зигфрида фон Психоаналитика. Мне нужна была помощь.

Клара? Жива? Здесь? И если невозможное возможно, что же мне делать?

Легко сказать себе, что я ничего не должен Кларе, что все долги я уже заплатил. Платой были долгие годы печали, глубокой безнадежной любви, чувство утраты, от которого меня не излечили окончательно три десятилетия. Ее отняли у меня, я не мог перепрыгнуть через пропасть, и единственное, что помогло мне это перенести, – в конце концов я убедил себя в том, что это НЕ МОЯ ВИНА.

Но пропасть каким-то образом оказалась преодолена. И вот у меня верная жена и установившаяся жизнь, и в этой жизни нет