Книга Меридон, или Сны о другой жизни - Филиппа Грегори

В противоположном направлении, видимо в Чичестер, мимо нас прогрохотал почтовый дилижанс, и солдат, сидевший на запятках, весело протрубил в рожок при виде меня. Меня пронизывал холод, и поднятый воротник куртки не спасал от него. Руки мои дрожали, но я постаралась овладеть собой и пристально смотрела на них, пока они не успокоились. Слева от нас, низко над горизонтом стоял тоненький серп месяца, очень белый и чистый в вечернем потемневшем небе. Казалось, что он смотрит прямо на меня.

Меня очень мало заботил путь, который мы выбрали. Дорога постепенно начала подниматься, и вскоре мы поскакали по гребню холма. К тому времени уже совсем стемнело и воздух наполнился ароматами ночных цветов. Кей медленно ступал, высоко подняв голову, и прядал ушами, прислушиваясь к непонятным шорохам и скрипам. Я невольно хмыкнула при мысли о страхе. Страхе жизни, страхе падения, страхе смерти.

Все уже прошло.

Я достигла состояния полного покоя. Теперь мне нечего было терять, та маленькая девочка, которая, лежа в койке и глядя в низкий потолок, считала стоящими только три вещи в ее жизни, превратилась в человека, не имеющего ничего. У меня отняли любовь, жизнь, нежность. Теперь я стала пустой и прозрачной, как речка глубокой осенью.

Дорога шла лесом, вокруг нас сгустилась темнота. Кей ступал по-прежнему неторопливо, я ссутулилась в седле, будто провела весь день на охоте, и даже задремала, очнувшись, только когда мы выехали из леса и остановились. Я протерла глаза и оглянулась. Мы были на самой вершине огромного холма, спускающегося к самому морю. Сосны и буки остались позади, и под нашими ногами была только трава, сильно ощипанная овцами: три или четыре из них и сейчас стояли невдалеке.

Лунный свет заливал все вокруг, позади виднелся мыс, уходивший в море, неподалеку от той проклятой деревни Селси. Кей тоже оглянулся, и его ноздри дрогнули, будто от удивления, что мы ушли уже так далеко. Я понятия не имела, куда он собирается идти дальше. Так же я не имела понятия, куда собираюсь я. У меня не было сил даже подумать об этом. Двигаться на север было не хуже, чем в любом другом направлении, дорога была гладкой, а местность вокруг — спокойной. Я тронула повод, и мы снова отправились в путь.

Некоторое время мы скакали по гребню холма, затем дорога начала понижаться и перед нами раскинулась небольшая долина. Кей пошел быстрее, и мы стали к ней спускаться. Его задние ноги скользили, тогда он пригнул голову и попытался перейти на рысь. Но я придержала его, поскольку торопиться нам было некуда. Он почувствовал мое желание и перешел на прежний мерный шаг.

Я подумала, что уже, наверное, восемь часов, но уверена я не была. Да это было и не важно. Я не успела проголодаться, мне не хотелось спать, хотя устала я до изнеможения. Но мне было безразлично, началась ли ночь только что или уже скоро рассветет. Я опять сгорбилась в седле и, ослабив поводья, позволила Кею самому выбирать себе путь среди обступивших нас деревьев.

Спустя некоторое время мы оказались в деревне у подножия холма. В стороне от дороги бежала крохотная речушка, около каждого из коттеджей находился небольшой мостик, чтобы хозяева могли добраться до дороги даже в половодье. В некоторых окнах горели свечи, чтобы освещать путь домой задержавшимся в поле крестьянам. Я лениво подумала, чем, собственно, сейчас можно заниматься, работая в поле. Возможно, они пашут? Или сеют? Я не имела об этом ни малейшего понятия. Я вообще практически ничего не знала о жизни обыкновенных людей, о тех, которые не танцуют на спине неоседланной лошади в странных костюмах. Затем мне пришла в голову мысль, что, пожалуй, я сослужила бы Данди лучшую службу, если бы дрессировала лошадей для крестьян или дворянства.

Мы проехали деревню, и дорога постепенно пошла вверх. Если бы было светло, я могла бы предположить, что мы опять взбираемся по склону. В воздухе витал запах свежей зелени и аромат луговых цветов. Должно быть, здесь начиналась гряда Южного Даунса, подумала я.

Теперь я представляла мысленно, где мы примерно находимся. Оставив Селси и отправившись на север, мы, должно быть, обогнули Чичестер, следовательно, дорога, по которой мы ехали, вела в Лондон. Об этом говорили также ее ширина и укатанность. На ней вполне могли разъехаться две кареты. Это открытие напомнило мне о дорожной пошлине. Кроме того, мне не хотелось встретиться с каким-нибудь экипажем. Мне не только не хотелось рассказывать о себе, я даже боялась, что кто-нибудь увидит мое лицо. Они бы сразу догадались, что внутри я мертва, потому что в моих глазах застыла вечная темнота. Я свернула с дороги и поскакала полем.

Я так сильно устала, что мне казалось, я не могу скакать на лошади галопом. Я едва напоминала ту девушку, которая вспрыгивала на спину лошади и танцевала на ней с обручем или позолоченной скакалкой. Сейчас она казалась мне маленьким ребенком, и я даже лениво удивилась про себя, зачем ее заставляли так много работать. Ее и ее бедную маленькую сестру… Я оборвала свои мысли. Странно, но я думала и чувствовала себя как старая женщина. Усталая и готовая к смерти.

Девушка, игравшая сегодня утром на морском берегу, казалась сейчас на тысячу жизней далека от меня. Я подумала, что больше напоминаю ту женщину, которая бежала за цыганским фургоном, увозившим ее ребенка в грозовую безумную ночь. Я чувствовала себя человеком, потерявшим все и даже ощущение жизни. Старой женщиной с сердцем, из которого вытекла по капле любовь. Готовой к смерти.

Я тяжело вздохнула и заметила, что мы опять спускаемся в долину и в ней прячется небольшая деревушка.

Света в окнах уже не было, настала ночь. Кей тихо ступал по мягкой траве, и ни один человек не видел нас. Только маленький ребенок, смотревший из окошка на луну, заметил нас и поднял руку, как бы приветствуя. Я даже не шелохнулась в ответ. И когда вместо открытой радостной улыбки на его лице появилась гримаса разочарования, я все равно не подняла голову и не помахала ему. Зачем? Завтра его ждут еще худшие разочарования. Я не собиралась быть доброй к маленьким детям. Никто не был добр ко мне, когда я была ребенком. Никто за всю жизнь не сказал мне ни единого доброго слова. Кроме Данди. По-своему она любила меня. Но сейчас это мало утешало.

Скорее наоборот.

Я подумала, что, наверное, мне следует прервать мой путь и где-нибудь поесть. Может, заночевать. Но Кей продолжал идти дальше, и я не стала останавливать его. Его уши все время шевелились, будто он что-то слышал в темноте.

Я не знала, что было слышно ему, но в моих ушах звучала какая-то странная высокая мелодия. Слишком высокая для человеческого голоса и слишком приятная. Она зазвучала во мне, как только я села в седло в Селси. Теперь она звучала громче и чище. Я прижала палец к одному уху, потом к другому, но она не исчезала. Я равнодушно пожала плечами. Это не имело никакого значения, точно так же, как то, что моя кожа задубела от холода, живот подвело и руки дрожат.

Кей опять перешел на рысь, и я не стала мешать ему. Мыслями я была далеко-далеко отсюда. Я вспомнила одно лето, когда мы были грязными, оборванными детьми и лазали через высокую стену в сад за яблоками. Я была совершенно не способна даже посмотреть на эту стену, не то что перелезть через нее, и протискивалась в сад через пролом в ней, разрывая и без того разорванное платье. А Данди смеялась над моим испуганным лицом. «Мне больше нравится наверху», — говорила она.