Книга Прожорливое время - Эндрю Джеймс Хартли

Выехав на трассу и повернув на юг, Томас сразу же обратил внимание на дорожные указатели, в которых звучали отголоски куда более недавних сражений, чем поход Генриха V. Разумеется, повсюду оставила свои следы Вторая мировая война. Найт как раз ехал по коридору, отделявшему плацдарм, захваченный вскоре после высадки в Нормандии, от расположенных восточнее Арденн, где немцам встречным ударом едва не удалось остановить наступление союзников. Однако дорожные указатели, мимо которых он проезжал, нашептывали не о Второй мировой войне, а о Первой.

Аррас, Вими, река Сомма, Бапом, Камбре, река Марна… Такие названия отзывались у Томаса леденящими мурашками, однако это были лишь зловещие слова, которые пробуждали в памяти смутные образы: огромные потери ради продвижения всего на несколько ярдов и невыразимые ужасы окопной войны. Подобно большинству американцев, Томас почти ничего не знал о Первой мировой. Она не оставила след в национальном сознании в отличие от предшествовавшей Гражданской и последующей Второй мировой. Быть может, все дело было в том, что Штаты вступили в войну уже в самом конце. Потери оказались относительно небольшими. Образ чего-то бесполезного и опустошительного, неразрывно связанный с ней в сознании европейцев, поблек в сравнении с последующими вооруженными конфликтами, в первую очередь с вьетнамским. Или же Первую мировую просто забыли. Насколько было известно Томасу, в школе, где он преподавал, на уроках истории даже не упоминалось о войне, которая когда-то называлась великой. История вообще постепенно вытеснялась такими предметами, как экономика, обладавшими куда более очевидным практическим применением.

Незаметно для себя Томас снова вспомнил Бена Уильямса, который шесть лет назад читал перед классом монологи из «Юлия Цезаря», а затем погиб в Ираке, проходя службу в армии. В Соединенных Штатах война всегда казалась чем-то далеким, таким, что легко сводилось к теме героического блеска. У Томаса мелькнула мысль: относились ли так к войне французы. Ведь здесь земля пропитывалась насквозь кровью каждые лет сорок, задолго до того, как впервые было произнесено само название «Америка».

До Реймса было сто сорок миль, и Найт выругал себя за то, что не доехал на поезде хотя бы до Лилля. Но дорога, хоть и дальняя, была легкой, даже живописной. Чем дальше ехал Томас, тем более открытой становилась местность, и наконец вокруг потянулись огромные просторные поля, размерами значительно превосходящие те неровные клочки земли, которые он видел в Англии. Местами посевы — кажется, это был рапс — сияли прямо-таки невероятными сочными оттенками желтовато-зеленого цвета. Поля пшеницы и какой-то высокой безымянной травы тянулись на сотни ярдов от шоссе, утыканные огромными тюками, похожими на колеса колоссальной тележки.

Сам Реймс несколько разочаровал Томаса, оказавшись моложе, чем он предполагал, и куда более индустриальным. Найт решил, что лишь немногие постройки сохранились в нем с довоенной поры. Он поставил машину на рю де л’Юниверсите, ярдах в ста от собора, где в 1429 году — а также в первой части «Генриха VI» Шекспира — наперекор Англии дофин был коронован как Карл VII Жанной д’Арк, святой Иоанной у Джорджа Бернарда Шоу, загадочной и беспокойной «Девственницей» у Шекспира. Томас помнил эту пьесу плохо, поскольку она ему не особенно нравилась.

Он выбрался из машины. От долгого сидения за рулем у него затекло плечо, но Найт не стал его разминать, опасаясь, что откроется рана. Он лишь растер больное место левой рукой, не рискнув предпринимать ничего более решительного.

Сначала Томас прошел к собору, но не потому, что хотел его осмотреть. Он знал, что в киосках, облепивших площадь по соседству, будут путеводители по региону на английском языке. Он выбрал магазинчик, зажатый между кондитерской и банком, приобрел там справочник «Добро пожаловать во Францию», даже не потрудившись сравнить его с другими книгами, затем купил булку с шоколадной глазурью в соседней кондитерской. Потом Найт вернулся к своей машине, жуя булку и вспоминая жену, обожавшую свежую выпечку.

Свернув налево, Томас быстро прошел по бульвару Виктора Гюго до главного здания компании «Таттинже», современного строения необычной треугольной формы с входом в основании и стенами, сплошь утыканными окнами. Внутри он увидел внушительную модель не менее солидного аббатства Сен-Никэз, которое стояло на этом самом месте со Средневековья, но затем исчезло, было разрушено во время не одной из мировых войн, как вначале предположил Томас, а Великой французской революции. Найта снова поразила богатая и кровавая история здешних мест. Неудивительно, что американцы в сравнении с этим считают себя лишенными корней и изо всех сил стараются придать исторические масштабы собственной жизни и семье. В Европе же история повсюду, уложенная подобно высоким грудам обработанных камней, среди которых много политых кровью.

Томас заплатил семь евро за входной билет девушке подобающего пенистого вида, которая предложила ему побродить внутри, спустился в подвалы и прошел мимо ровных фаланг пустых бутылок с названием «Таттинже» и шеренг деревянных бочек. Бутылки были уложены крутыми наклонными рядами, доньями вверх, подобно батареям пыльных реактивных гранатометов. Оказавшись здесь, Найт попал в прошлое, причем весьма отдаленное. Как явствовало из экспозиций, дом «Таттинже» приобрел то, что осталось от аббатства, и его погреба относительно недавно и возродил их для тех задач, ради которых все это когда-то создавали монахи. Здесь было прохладно, в воздухе чувствовалась некоторая сырость, и Томас, никогда не любивший темных замкнутых помещений, ощутил дрожь беспокойства.

Глава 47

Шампанское для созревания необходимо хранить под землей в течение нескольких лет. Бутылки регулярно переворачивают и открывают для удаления осадка, который собирается в горлышке. В нужный момент их окунают в ледяной рассол, после чего откупоривают и умело удаляют комок замерзшего осадка. Затем в бутылку добавляют немного сахара и снова закупоривают.

— Этот старинный метод, требующий больших затрат времени и квалифицированного ручного труда, и по сей день остается неизменным, — ответила на вопрос Томаса женщина-экскурсовод.

Мужчина в темном костюме с иголочки презрительно фыркнул, и дама недовольно оглянулась на него.

— Эти подвалы относятся еще к временам римского владычества, — продолжала она, привлекая к себе внимание тех, кто еще смотрел на мужчину в костюме. — Они были высечены в меловых скалах в четвертом веке нашей эры, приблизительно в то время, когда гунны под предводительством Аттилы сражались с римскими легионами севернее этих мест…

Обернувшись к мужчине, Томас вопросительно посмотрел на него.

— Все они так говорят, — сказал тот, явно американец. — Но в наши дни это полная чушь. Понимаете, этот бред насчет того, что все делается в точности как тогда, выглядит очень живописно. Необычно. Отличные кадры: мягкое освещение, крупный план наезжающей камерой какого-нибудь благодушного старичка, который переворачивает бутылки. Но если бы это действительно было так, то все свелось бы только к пустой трате времени и денег. Сейчас все делается механически. Так быстрее, гораздо эффективнее и никаких потерь вкусовых качеств, которые определяются исключительно смесью сортов винограда, добавками, дрожжами и тому подобным. Процесс избавления от осадка тут ни при чем. Эти французы говорят, что продолжают делать все по старинке, только чтобы порадовать туристов.