Книга Жена штандартенфюрера - Элли Мидвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я открыла дверь в мой номер, первое, что я увидела, был мой муж, нервно вышагивающий по гостиной. Как только он меня увидел, он бросился ко мне, быстро захлопывая дверь за моей спиной.
— Ты где пропадала всё это время? — Он заметил чемодан в моей руке. — И это что такое?
— Шшшш! — Я прижала палец к губам и прошептала: — Это радио. Я взяла его с собой.
Генрих смотрел на чемодан так, как будто это была граната, и я только что выдернула из неё кольцо.
— Ты сделала что?!
— Взяла его с собой. Я подумала, а вдруг пригодится в будущем? — Чемодан был такой тяжёлый, что я уронила его на пол и хихикнула.
— Аннализа, ты что, пьяна?
— Совсем чуть-чуть.
Я попыталась было снять туфли, но потеряла равновесие и наверняка упала бы, если бы Генрих не поймал меня и не прислонил к двери.
— Где ты так напилась?
— Я была с группенфюрером Кальтенбруннером. Он пригласил меня в ресторан. Он увидел меня с чемоданом и взял его у меня. Если бы не он, гестапо точно бы меня поймали. Видишь? Он не такой уж и плохой. Он даже предложил мне работу в Вене.
— Работу? Какую ещё работу?
— Не знаю, какую-то работу в офисе. Он не вдавался в подробности.
— Что именно он сказал?
— Он сказал: «А почему бы вам не переехать в Вену и не работать у меня? Обещаю, что вы ни в чем не будете нуждаться». Вот его точные слова.
Генрих вдруг рассмеялся.
— Он хочет, чтобы ты стала его любовницей.
— Что? — Я замотала головой, отмахиваясь от нелепейшего, в моих глазах, предположения мужа. — Он вообще ничего подобного не говорил!
— А что ты подумала он имел в виду под «ни в чем не будете нуждаться»?
— Ну не знаю. Зарплату?
Генрих расхохотался ещё сильнее.
— Какая же ты наивная, маленькая девочка, богом клянусь! Правильной интерпретацией его слов было бы следующее: «Почему бы вам не переехать в Вену, чтобы я снял для нас уютное гнёздышко, где я буду навещать вас после работы? А так как я дам вам очень хорошую позицию в офисе, когда мне будет одиноко во время обеденного перерыва, будете составлять мне компанию. А я сделаю так, что у вас будет всё, чего только пожелает душа любовницы генерала».
Всё ещё слегка покачиваясь, я слегка прищурила глаза на мужа, пытаясь понять, соответствовали ли его намёки правде.
— Ты уверен, что он именно это имел в виду?
— На сто процентов. Я ведь тоже мужчина.
Мне это почему-то показалось очень забавным, и я снова захихикала. Я вдруг подумала, какой у меня был красивый муж и забросила руки ему на плечи.
— Поцелуй меня, Генрих. Ты такой красивый сегодня.
— Господи, да ты и вправду жутко напилась! Я рад, что группенфюрер Кальтенбруннер тебя вовремя отвёз домой, а то бы ты к нему целоваться полезла.
Я в шутку стукнула его по голове.
— Я бы никогда такого не сделала!
Париж, июнь 1940
Этот дождь, кажется, никогда не закончится. Из постели вылезать совершенно не хотелось, да и что за смысл? На улицу не выйти, а внутри отель «Ритц» был наводнён высокопоставленными офицерами — новыми хозяевами Парижа. Сам фюрер, говорят, собирается приехать, чтобы лично осмотреть ещё один поверженный город, да и какой! Ведь после Великой Войны именно здесь, на французской территории, был подписан унизительный Версальский договор. Было вполне объяснимо, почему он не мог дождаться, чтобы ткнуть французов носом в свою очередную победу: смотрите, смотрите на нас, расу завоевателей, марширующих по вашим улицам в то время как вы склоняете перед нами головы.
Для рейха дела не могли идти лучше: западная Польша была давно оккупирована, вместе с Францией и Норвегией. Как немка, я должна была бы радоваться нашим победам, но только вот мне отчего-то было совсем не весело. Рейх уже забрал моих родителей, которых я не видела целый год, в течение которого нашим единственным средством сообщения были редкие телефонные звонки, чтобы убедиться, что у всех всё было хорошо. Про Адама и доктора Крамера, которым пришлось бежать из страны, спасая свои жизни, я и говорить не стану. Так много других людей из бывшего еврейского района также исчезли, либо погибли от рук своих мучителей в форме, либо были согнаны в концентрационные лагеря, как наши бывшие портные, Либерманы.
Мой старший брат, Норберт, служил сейчас где-то под Варшавой и писал мне длинные письма, говоря, как он хотел, чтобы всё уже наконец закончилось, и жизнь пришла бы в норму, и он мог бы вернуться домой. После короткой осады Варшавы, главной задачей Вооруженных СС стала организация гетто для местных и немецких евреев и постоянный надзор над ними. Массовые расстрелы также стали вполне обыденной практикой; Норберт никогда не писал мне об этом, но я-то знала, что ему приходилось в этом участвовать. Тон его писем становился всё более и более безрадостным.
Урсула, и та не смогла составить мне компанию в этой поездке, но хотя бы по приятной причине: они с Максом ожидали их первенца в следующем месяце, а поэтому она не хотела рисковать и путешествовать на такое длинное расстояние. Помню, как в первый день, когда они только поделились с нами новостями, у нас с Генрихом состоялся серьёзный разговор.
— Они выглядят такими счастливыми, — сказала я, пока мы шли домой после праздничного ужина у Макса и Урсулы. — Поверить не могу, что скоро они станут родителями.
— Они ждали этого ребёнка больше трёх лет, конечно, они на седьмом небе. — Задумчиво отозвался Генрих. — Надеюсь, что это девочка.
— Почему девочка?
Он слегка пожал плечами.
— Потому что если это будет мальчик, то он станет всего лишь ещё одним солдатом для рейха. К сожалению, всех арийских детей только в этом качестве и видят в наши дни, а особенно тех, кто родились у офицеров СС. Как только он родится, рейхсфюрер лично его окрестит, затем они начнут учить его маршировать и отдавать салют, после чего последует Гитлерюгенд, его первый кинжал с надписью «Кровь и честь», и всего через несколько лет рейх получит ещё один до мозга костей индоктринированный продукт, эсэсовца, слепо верящего в идеалы своего фюрера и готового отдать жизнь за победу национал-социализма. Вот поэтому-то я и надеюсь, что это девочка.
Я задумалась на какое-то время. Грустно было это признавать, но Генрих был на сто процентов прав.
— Ты поэтому детей не хочешь? — я наконец решилась задать вопрос, который мучил меня уже долгое время.
Он обнял меня за плечи и прижал к себе.
— Я очень хочу детей, любимая. Пять или даже десять.
Я рассмеялась.
— Но только это будут не наши с тобой дети, — продолжил он. — Это будут дети рейха.