Книга Станция на пути туда, где лучше - Бенджамин Вуд

Впереди три тропинки. На обочине – чугунный фонарь, лучится мягким теплым светом. На холме средневековая церковь Святого Иакова Старшего. Во дворе, в тени, англиканский крест. Слева и справа домики, магазины. Справа паб – не там ли? Слева, под окном, табличка с названием улицы: Викаридж-лейн. Она сворачивает туда.

Мелькают дворики, заколоченные дома, увитые плющом заборы, сады. И – вот он, в свете фар. Фрэн Хардести. Верхом на дощатом заборе, в синей спецовке, курит. За его спиной на выгоне раскинут свадебный шатер – грязно-белый парусиновый купол, растяжек не видно. Отшвырнув сигару, он спрыгивает на землю, небрежно машет, жестом показывает: опусти стекло, Кэт. Затормозив с ним рядом, она открывает окно. И, не дав ему заглянуть в салон и сказать хоть слово, требует объяснений:

– Ради чего я сюда ехала, Фрэнсис? Где он?

Опершись обеими руками о крышу, он с улыбкой заглядывает внутрь машины. Волосы почти до самых плеч, перехвачены резинкой. Лицо его – словно загадка, ребус, но в темноте кажется моложе. Он больше похож на себя прежнего, в пору их знакомства.

– Машину можешь поставить вон там, возле дома престарелых. – Даже голос у него будто помолодел – теплый, бархатный. Когда-то этот голос мог ее убедить в чем угодно.

– Фрэн… – начинает она.

– Что?

– Сам знаешь.

Он так и стоит улыбаясь.

– Потерпи еще минуточку, скоро увидишь его. – Он пятится, прижав палец к губам. Таким он был когда-то, вот так он действовал на нее – вот чего ей не хватало все это время. Его тихой властности. Загадочности. Уверенности. – Оставь там машину, я тебя отведу.

– Куда?

Он кивком указывает на шатер.

Странно, она на него почти не злится – давно такого не бывало. Подумаешь, несколько минут. Она проезжает еще метров десять, ставит машину на травянистом пятачке. Рядом старое кирпичное здание с решетками на окнах нижних этажей. Она выходит из машины. Воздух теплый, пьянящий. Совсем другая тут погода.

Он машет ей, стоя у калитки под фонарем. Манит к себе. Она вприпрыжку бежит по тропинке. Руки он держит в карманах спецовки. Сегодня его не узнать, в хорошем смысле. Вернулась преданность, вернулась потерянная доброта – сквозит в позе, во взгляде, в легком наклоне головы. Южный Фрэнсис. Он выгодно отличается от северного.

На лугу лучится янтарным сиянием шатер. Ночь дивная. Свет звезд чист и ясен. Как ему удалось? Игра света и тени. Издали все как настоящее. Он подает ей руку.

– Без нас не начнут, – уверяет он. – Все путем, ты уж поверь. Сейчас такое увидишь – всю жизнь будешь помнить!

Она берет его за руку, сжимает большой палец. Ошибки нет. Она послушно следует за ним. Он отворяет калитку – низкий, приятный скрип. Ведет ее за руку, словно ребенка, по колкой сухой траве. Чем ближе они, тем ярче светится шатер. Он распахивает полотняные створки. Она заходит внутрь, исполненная веры. Все разочарования позади.

Услыхав за дверью женский голос, я встрепенулся: это она!

– Дэниэл! Дэниэл, ты здесь, дружочек? Отзовись!

Скрипнула дверная ручка. Мама, пришла наконец, принесла покой и ласку. И голос нежный, как всегда. В щелку под дверью пробивается тонкая полоска света и снова исчезает. Рука не гнется, живот свело. Зато она здесь, зовет меня. Мама. Такая же, как всегда. Я закричал:

– Мама, мама!

И услышал ликующий возглас – она крикнула кому-то на кухне:

– Вот он! Нашла его! Он здесь! – И тут я понял: что-то не то. Говор незнакомый. – Подожди минутку, мой хороший. – Что-то щелкнуло, заверещало – радиопомехи. – Ты не ранен, Дэниэл? Все хорошо?

– Я ведро уронил. Простите.

– Пустяки, подотрем.

– Я, кажется, руку сломал.

– Идти можешь?

– Да. Просто замерз. Дрожу, никак не могу перестать.

– Сейчас мы тебя, дружок, отсюда вызволим. Ты там не задыхаешься?

– Нет. Но здесь воняет, я ведро опрокинул.

– Ничего, Дэниэл, не беда. – Снова заверещало радио. Она говорила вполголоса с кем-то еще, за дверью. – Слышишь меня, дружок? – спросила она совсем близко.

– Да.

– Я констебль Миллен, из полиции Камбрии. Все будет хорошо, Дэниэл, обещаю. Сейчас откроем дверь, посмотрим, что у тебя с рукой. Все будет хорошо, не бойся.

Замок заскрежетал под напором чего-то железного. Дверь резко распахнулась, хлынули яркие солнечные лучи, заструились сквозь меня. И первой, кого я увидел, была констебль Миллен – бросилась ко мне с одеялом. Я сидел на размокшей картонной коробке; констебль Миллен укутала меня одеялом, сгребла в охапку. Я был весь в моче. Ее это не смутило. Я уткнулся в ее форменный китель, теплый и мягкий, и понял, что я в безопасности. Радио скрежетало над самым ухом. Она ни слова не говорила, несла меня молча. Я смотрел снизу вверх на ее лицо, на плотно сжатые губы. На лбу у нее, прямо под волосами, темнела родинка, как пятно от чая. Она излучала силу. Несла меня на руках, и с каждой секундой сила передавалась и мне. Хоть и не мама, все равно хорошо.

⇒

Во двор меня не выпускали, пока не опечатали сеновал. Констебль Миллен усадила меня на нижнюю ступеньку лестницы, а сама ждала, опершись на стойку перил, и разглядывала бабушкины картины.

– Сейчас придут врачи, осмотрят тебя, – сказала она. – Ищут, где встать “скорой”, слишком много там скопилось машин.

Я кивнул.

– Рука у тебя, скорее всего, не сломана. Жаль, что я насквозь не вижу, рентгеновские глаза не работают. А здорово было бы, правда? Видеть все насквозь! У меня в детстве были рентгеновские очки. А у тебя были когда-нибудь?

Я мотнул головой.

– В моем детстве у всех были. Их даже по почте заказывали, по каталогу. А на самом деле барахло – из бумаги и цветного пластика.

Еще чуть-чуть, и я бы улыбнулся.

– По-моему, если рука хоть немного шевелится, это хороший знак… Я однажды сломала ключицу, так несколько недель проходила в гипсе. С лошади упала – легко отделалась. С тех пор к лошадям и близко не подхожу…

Я понимал, что болтает она не просто так, а ради меня. Делает вид, будто ничего не случилось, – и на том спасибо. Но я нуждался в другом. Когда я спросил, что с моей мамой, она крепче вцепилась в стойку перил.

– Точно не знаю, дружок, мне ничего не сказали. Давай посидим еще минутку, подождем, хорошо? – Она втянула носом воздух, сглотнула. – Тебя отвезут в больницу, проверят, все ли в порядке. Даже сирену включат, если попросим.

Я попробовал встать, но ноги не слушались.

– Охохонюшки… осторожней. – Она подсела ко мне. – Давай подождем.

Я не удержался:

– Он поехал ее встречать.

– Кто?