Книга Грязь - Никколо Амманити

Пока говорил, он вытащил из ящика большую инкрустированную трубку из слоновой кости и набивал ее табаком и травой.

«Тебе надо попробовать эту штуку. Вчера выкакал. Как только приехал. Это мой личный запас на черный день. Приходит прямо из Гималаев. Эта классная штука!»

«Да ты че, спятил? Если я покурю эту траву, целый день буду ходить под кайфом. Я на работе… Черт, и потом, сейчас же одиннадцать утра!» — сказал ему Альбертино, мотая головой.

Альбертино траву не курил уже два года. С тех пор, как женился на Сельвадже. Она не хотела. Говорила, что у него лицо становится тупое и что в постели после этого он похож на зомби. И он бросил.

Ради ее любви.

«По моему мнению, у тебя стресс. Ты не прислушиваешься к своей ци[18]. Тебе надо подзаняться йогой… делай как я. Отыщи твой внутренний покой. Расслабься».

Прямо с трубкой в зубах, из которой валил густой галлюциногенный дым, Антонелло-Выпендрила принялся выгибаться, хуже чем монгольский акробат в провинциальном цирке. Ноги задрал над головой, стоял на одной руке, а другой держался за большой палец левой ноги.

«Ты больной… Нет, правда, ты просто псих…» — сказал ему Альбертино, взглянув на него как эксперт.

Этот человек был слишком ненормальный, как молодой верблюд, чтобы ненавидеть его по-настоящему.

Он стоял там, на полу, изогнувшись, точно изуродованный омар.

«Ладно, Выпендрила, уже поздно, мне надо идти. Вот деньги… товар я забираю», — Альбертино попробовал попрощаться.

У него сегодня утром и других дел хватало. Он не мог терять время рядом с этим придурком.

Изогнувшийся Антонелло разогнулся при виде пачки банкнот.

Пока Выпендрила быстро пересчитывал деньги, Альбертино положил яйца в пакет и засунул его в куртку.

«Притормози, Баба! Этого мало!» — спокойно сказал ему битник.

Говорил Антонелло тоном всезнающего гуру. Истину изрекали святые уста его. Это порядком бесило Альбертино.

«Чего мало?»

«Денег. Недостаточно. Это особенный товар. Не обычная дрянь».

«Что ты несешь?» — рявкнул на него Альбертино.

«Что мне за него нужно минимум в два раза больше. Это слезы дракона. 04. Слышал про такое?»

Альбертино в жизни своей не слыхал ни про какие чертовы слезы дракона. Этот придурок гнал какую-то пургу.

«Даже если дашь в два раза больше, считай, что я вам подарок делаю. Когда вы его разбавите, увидите, что его будет в пять, в шесть раз больше… Он чистый на все сто процентов. Этот товар тебя сразу отправит прямо на орбиту. И ты там будешь как придурок и никогда больше не вернешься назад на землю. Психоделический кошмар. Это скорее похоже на опухоль в мозгу, чем на наркоту. Попробуй…» — продолжал Выпендрила тоном продавца телемагазина.

Не дури меня, ублюдок! — подумал Альбертино и потом бросил слова, холодные, как кусок льда:

«Ладно, забудь. Шеф сказал, что это — твои деньги. Ты их берешь и все. Понял? Не хочу с тобой торговаться».

«Я тебе клянусь, брат. Это особенная вещь. Скажи это твоему Ягуару. Я никогда еще не жаловался, но за слезы дракона вы мне должны заплатить больше. Если нет, то сделки не будет… я его заберу назад…»

На словах «я его заберу назад» Выпендрила заколебался: глухой голос внезапно изменился, перестав быть невыразительным.

Теперь, когда этот кусок дерьма сказал, что заберет его назад, Альбертино неожиданно почувствовал себя счастливым.

И спокойным.

Спокойным, как кобра.

Подошел к нему.

«Что ты сказал? Что ты сделаешь?»

Антонелло теперь выглядел не таким спокойным. Не таким отрешенным Буддой, как обычно.

Жадность шутит с людьми дурные шутки.

Глазки у него были маленькие-маленькие, провалившиеся в темные глазницы. Два стеклянных шарика, подернутых красным налетом. Он ужасно потел. Этот Выпендрила смерил взглядом зверя, одетого в куртку «Эвион Гейм», стоящего перед ним, вытянул индюшачью шею и мужественно пролепетал:

«Я сказал… Я сказал, что я его заберу назад. Я могу найт…»

Тут он с воплем оказался на полу.

Со свернутым носом.

Альбертино ни с того ни с сего двинул в него. Головой. Точным ударом головы он попал ему прямо в лицо, в самый центр, в нос. Больно.

Одно мгновение.

Теперь Антонелло сидел на полу, и из носа у него текли кровь и слизь.

«Есть вещи, которых нельзя говорить. Даже в шутку. Я хочу сказать, что мы с тобой всегда обращались как с благородным. И ты это знаешь. Хорошо знаешь. А теперь ты наезжаешь на нас, как обычный ублюдок. И говоришь, что хочешь товар назад», — говорил Альбертино, ходя вокруг него.

Ему было жаль, что он сделал Антонелло больно.

Но таких типов надо сразу отучать от кое-каких привычек. Такой публике дай палец — отхватят полруки, а потом и всю целиком.

Выпендрила, скрючившись, хныкал и что-то бормотал про себя.

«Ну. Давай. Бери эти чертовы деньги и отправляйся в больницу. Я наверняка тебе нос сломал. Давай!» — сказал Альбертино, пытаясь поднять его за халат.

Но тот продолжал хныкать, лежа на полу, лепетать слова на каком-то странном языке.

«Чего ты говоришь?»

«Оставь меня в покое… Убирайся!»

«О'кей. Извини…»

«Нет».

«Ну-ка, поднимайся. Покажи…»

«Нет и нет. Ничего я тебе не покажу. Это чистый героин… Совсем другое дело… Это слезы дракона», — хныкал бедняга. Потом наконец поднялся, дрожа, как мокрый цуцик, сел и опять захныкал.

Альбертино взял валявшуюся на кровати майку и ею попытался вытереть ему кровь.

«Оставь! Я сам, — сказал Выпендрила, выхватывая майку, а потом продолжил, всхлипывая: — Ты не представляешь, как это — набить желудок этим делом. Ты просто не представляешь. Не представляешь, что такое — пересечь с этим две границы. Извиваешься как змея и не можешь подавать виду. Бесконечные восемь часов перелета. Ты не представляешь. Обосраться можно. Сдохнуть хочется. Знаешь, что будет, если хоть один из этих несчастных шариков раскроется? Передоз! Ты отправишься прямиком к Создателю не сходя с места. А потом прилетаешь в аэропорт, и все только начинается. Итальянские полицейские, которые тебя прекрасно знают. Собаки…»

Альбертино взглянул на ролекс. Ему пора.

«Я знаю. Собачья жизнь. Я понимаю, приятель. Но уже поздно. Мне пора…» — мирно произнес Альбертино.