Книга Тропа обреченных - Юрий Семенов

— Что за спектакль» куда ты разговор уводишь? — одернул Гринько.

Биба выпучил глаза — чего тут непонятного? — ответил:

— Свисток вырвала у мужика, уцепила верзилу за отвороты шинели да так рванула вниз — двумя полосами разодрала края бортов донизу. Тут два милиционера прибежали, схватить Марью хотели, сдержать, но не можут, она одному локтем в грудь, тот кубарем… Народ хохочет, потехой исходит, сгрудился, тут Марья-то и утекла. Вот чего ей теперь за это дело будет?

— Ничего не будет, — зло бросил Гринько. — На вид себя выставила… Сова в городе?

— Тут он, под тобой, в схроне. Позвать, что ль? — поднялся Биба.

— Сам спущусь к нему, — усадил хозяина на табурет Гринько. Он обрадовался, что сможет повидать своего эсбиста[5] Сову и узнать от него побольше и потолковее информацию. Поэтому интерес у него к Сморчку пропал. Выпив еще рюмку, он приказал Якову: — Артистку мне в любую пору до завтрашнего утра доставь. Да чтоб без ее Миколы, пусть не болтается тут возле дома. Сам присмотришь. А теперь проводи нас с Дмитром в подпол.

Просторный схрон Бибы под сенями и сараем Гринько считал самым уютным. Сюда затащили даже кровать из железных прутьев.

Яков засветил лампу, и Гринько увидел на койке спящего в телогрейке и сапогах Сову. Тот не пробудился даже тогда, когда Гринько громко заговорил, взяв со стола бутылку с остатком самогонки:

— Нажрался, скот… Зачем, Яков, дал? — напустился проводник на Бибу.

— Так Сова же с собой принес, бутылка не моя, — оправдывался тот, раскрывая шкафчик. — Моя вот, немецкая, пузатая, это энзэ, я ему так и сказал, неприкосновенный запас.

— Чего ж в ней половина? — затормошил спящего Гринько.

Эсбист вскочил с постели, лохматый, большелобый, со сплющенным кривым носом и неестественно узким, будто в насмешку срезанным, подбородком.

— А-а?! — дико рыгнул он, утер ладонью губы и так довольно ощерился, узнав своего вожака, что, казалось, готов был броситься в объятия. Да вовремя успел сообразить, что от него разит перегаром. А потому только сделал приглашающий жест присесть, простуженно говоря: — Надо же! Не думал, не гадал, Друже Зубр! Вовремя! Как же вы вовремя! Голова кругом идет…

— Пить надо меньше, — жестко бросил Гринько, присаживаясь на короткую лавку. — Тебя же голыми руками бери, не только шороха, голосов не чуешь. А тебе это непозволительно по рангу.

— Учту, виноват… — покаялся эсбист. — Простудился, решил полечиться.

— Я так и подумал, друже Сова, — примирительно заключил Гринько и все же предостерег: — Повторов избегай, не допущу я, чтобы моего знающего помощника потрошили чекисты.

— Резон есть, — согласился тот.

— Сверху не слышно весенних указаний? — поинтересовался Гринько.

— Артистку попытайте, через нее же связь к краевому проводнику Хмурому… — тонко хихикнул эсбист, добавив: — Может, у нее с ним поближе контакт.

— Ты мне это брось! — возмутился Гринько, но, видать, поторопился выразить свои эмоции, заинтересованно спросил: — Что-нибудь известно тебе?

— Ни-и, шуткую, — замахал руками Сова, поняв, что сболтнул не просто лишнее, но и опасное для себя.

Об этом же сказал ему и Гринько:

— Ты учти, ночная птица, Хмурый не переносит любопытных, поэтому твои догадки могут сильно напортить тебе. Я не скажу, другой выслужится… Ты это понял. Опохмелись на здоровье, если охота есть. Да спать давай. Кровать моя. Все! Гася свет.

5

Отправляясь представить нового своего заместителя первому секретарю обкома партии Профатилову, полковник Исаенко говорил Киричуку:

— Учти, Василий Васильевич, будешь говорить с Ильей Ивановичем, помни, он человек опытный, отлично изучил местное население, знаком со множеством людей. И главное — всегда чувствует и знает обстановку. Обрати внимание: чувствует! Ты с этим столкнешься не раз… Во все вникает, но не по мелочам. Так что от тебя, Василий Васильевич, уже сегодня требуется широта познания и глубина мышления в новом качестве.

— Я еще в курс дела не вошел, — напомнил Киричук.

— Принял командование, значит, за все и в ответе, — пояснил Исаенко. — Бандитам все равно, когда мы приходим, когда уходим. Кстати, припомни-ка, что говорил твой наставник юности Наумцов: «Чекист с четверть оборота должен подключаться к любой оперативной скорости». Я верно помню?

У Киричука потеплели и оживились глаза.

— Смотри-ка, помнишь, — удивился он. — Федор Владимирович при этом еще добавлял: «Не теряя ориентировки».

— Разумное дополнение, — поддержал Исаенко и спросил: — Тебе известно, где он сейчас?

Этого Киричук не знал и был чрезвычайно обрадован, услышав, что Наумцов жив и здоров, работает в Запорожском управлении МГБ. Да и как было не обрадоваться вести о чекисте, по которому сверял меру человеческой порядочности и крепости духа в людях.

Они познакомились в начале тридцатых годов, обучаясь в Винницком гидромелиоративном техникуме. Киричуку было семнадцать, а коммунисту Федору Наумцову все двадцать пять. Он уволился в запас младшим командиром из кавалерийского полка корпуса червонных казаков. Влияние старшего на формирование личности вступающего в жизнь смышленого паренька было огромным, как в понимании долга, дисциплины, так и щепетильной обязательности во всем, пригодившихся Василию Васильевичу в многолетней чекистской работе.

А прежде была работа по специальности в Казахстане: они разъехались из Винницы в разные стороны. Переписывались. В одном из писем Федор Владимирович сообщил о том, что стал сотрудником ОГПУ.

В школьные годы Киричуку приходилось встречать военных с вышитым на рукаве щитом и мечом в овале. Он знал, что это чекистский отличительный знак, и благоговел перед сотрудниками ОГПУ. Забывая обо всем на свете, ходил за ними по улице. Чекисты вызывали у него трепетное уважение: они боролись со шпионами, с врагами. И вдруг простой, хорошо знакомый человек стал чекистом. Нестерпимо захотелось последовать его примеру. Наумцов одобрил это желание, предупредив молодого друга о том, что в предстоящей работе у него до конца дней должно быть горячее сердце, холодная голова и чистые руки. Тогда Киричук еще не знал, что это слова Феликса Эдмундовича Дзержинского.

В сентябре 1933 года по путевке Южно-Казахстанского обкома комсомола Киричук стал сотрудником органов госбезопасности. Войну встретил на посту заместителя начальника управления НКГБ Ферганской области. А осенью чекистская судьба свела его с Исаенко в военной контрразведке при формируемой 53-й отдельной армии. Тут-то им и довелось узнать врагов иного рода — оуновцев.

Исаенко не забыл, как умело разоблачил Киричук законспирированных бандеровцев, которые стремились проникнуть в действующую армию с целью сбора шпионских сведений, убийства командиров и политработников. Поэтому после войны, когда ему потребовался заместитель, непосредственно руководящий борьбой с бандеровским подпольем на Волыни, полковник Исаенко вспомнил о Киричуке, и в этой новой должности Василий Васильевич должен был сейчас представиться первому секретарю обкома партии.