Книга Большая книга ужасов 72 - Елена Арсеньева

Что ж такое?! Почему он лежит на дорожке в парке Кулибина? Споткнулся, когда шел от Витька, упал — и что? Сознание потерял, что ли?

Стало жутко.

Вскочил, огляделся.

Как хорошо, что все аллеи так ярко освещены фонарями! Как хорошо, что так ярко освещена Белинка! Как хорошо, что дом почти рядом!

Саша со всех ног кинулся бежать, от спешки спотыкаясь и заплетаясь ногами, изо всех сил пытаясь вспомнить, как же это умудрился упасть в парке, но ничего вспомнить не смог.

* * *

Проснулся он с тяжелой головой и противной ломотой во всем теле. Так бывало, когда начиналась простуда. Но она обычно настигала его зимой, а сейчас никакая не зима — сейчас лето, погода чудесная. Солнце вовсю светит в окно, небо сияет невероятной голубизной, пахнет влажной свежестью дворового садика. Весна в этом году грянула необычайно дружная, поэтому цвело все сразу: и сирень, лиловая и белая, и яблони, и жасмин, который, оказывается, правильно называть чубушником, но ужасно неохота такое красивое и чудесно пахнущее растение называть таким деревянным словом.

Да, лето, да, тепло… а тело ломит. Неужели Саша простыл, пока валялся вчера на асфальте? Похоже, он решил уподобиться Егору с его любимой привычкой чихать и кашлять в самую жару! И что теперь делать? Пить какие-то таблетки?

Он угрюмо побрел на кухню, выдвинул ящик стола, в котором были навалены всевозможные лекарства, и поковырялся в них. Названия ничего ему не говорили. Про них все знала мама, но мама сейчас в Арзамасе. Можно, конечно, позвонить и спросить, что делать, какое лекарство принять, но неохота. Мама разволнуется, а уж насчет Сашиного здоровья она волнуется так, как будто инопланетяне высадились на соседней крыше и чихнули на любимого сыночка. Ну а папа принципиально ни от чего не лечился, уверяя, что все само пройдет, — и оно в самом деле проходило, даже грипп, от которого остальные в лежку лежали.

Папа сейчас бы…

Нет!

Саша зло мотнул головой и задвинул ящик стола с такой силой, как будто там лежали не лекарства, а все его воспоминания об отце — такие тяжелые, мучительные… и в то же время такие дорогие и незабываемые.

Зазвонил мобильник. «Витек» — высветилось на экране.

Саша мельком глянул на часы — да так и ахнул. Ничего себе, поспал он! Уже половина двенадцатого! А ведь они договорились встретиться в одиннадцать у Егора. Ребята, наверное, все собрались, ждут его и ругаются.

— Витек, я все, я собираюсь! — завопил он, плечом прижимая трубку к уху и пытаясь в этой неуклюжей позе освободиться от майки и пижамных штанов. — Проспал нечаянно!

— Куда ты собираешься? — удивился Витек.

— Ну мы же договорились к Егору пойти, ты что, забыл? — озадачился Саша.

— А, так ты еще ничего не знаешь… — протянул Витек.

— Чего я не знаю? — насторожился Саша.

— У Егора сегодня ночью тетя умерла. Он, конечно, со своей мамой поехал туда с утра пораньше. Так что встреча отменяется.

— Ну, меня он не предупредил, — пробормотал Саша растерянно, замерев в одной пижамной штанине.

— Да он никого не предупредил, — вздохнул Витек. — Просто Макса роды сегодня с утра пораньше припахали на дачу ехать — ну, типа страшная месть за то, что он вчера практически до полночи где-то шлялся и на звонки не отвечал. Теперь будет там три дня торчать кверху попом на грядках. Он как узнал про это, позвонил Егору — сказать, что не придет, — а тот ему и говорит: такие дела, у нас траур. Макс мне перезвонил, но тоже буквально вот только что, потому что я тоже проспал, он меня уже по пути в свою Киселиху вызвонил.

— Понятно, — пробубнил Саша. — Ну, мы можем с тобой вдвоем поискать картинки или на Щелковский хутор съездить: там, говорят, купаться вполне можно.

— Не, меня не пустят, — вздохнул Витек. — Я совсем забыл — у мамы завтра день рождения, юбилейчик, тридцать пять лет, придут гости, и она сегодня решила закатить генеральную уборку: окна мыть, то да се. Отец на работе — получается, я главная боевая единица.

— Повезло тебе, ничего не скажешь! — посочувствовал Саша. — Ладно. Я тогда сам в инете полажу, картинки посмотрю, может, что-то еще выберу.

— Да хватит картинок уже! — раздраженно крикнул Витек. — Сколько можно? Их надо распечатать и браться за костюмы. Ну попроси отца, ну пусть он распечатает их у себя в театре! У них качество принтера офигенное!

— Витек, — скрежетнул зубами Саша, — я ж тебе говорил, что отец на гастролях в Саратове вместе с театром!

— Сашка, — сказал Витек, и в голосе его явственно сквозила обида, — ну чего ты гонишь? Театр, может быть, и на гастролях, но Василий-то Николаевич в городе! Ну не хочешь его просить распечатать, так и скажи, а чего врать, да еще многоэтажно? Макс, когда мне звонил, сказал, что видел твоего папу в Мещере, пока их электричка перед Борским мостом притормозила. Он мимо переезда шел.

— Кто, мост? — глупо спросил Саша.

— Сам ты мост! — окончательно обиделся Витек. — Василий Николаевич там шел! Макс говорил, он был в этой своей знаменитой серой футболке, на которой сам трафарет сделал: «Я ♥ ТЮЗ-НН!» С сердечком! Так что… Помнишь, у Драгунского: нет ничего тайного, что не стало бы явным. И это точно! Ладно, мне пора. Созвонимся потом, когда все освободятся. Может, тогда и ты врать перестанешь!

С этими словами Витек отключился.

Несколько минут Саша тупо смотрел на свой телефон, потом отшвырнул его так, что тот скользнул по кровати и завалился за нее. Но Саша за ним не полез, а плюхнулся ничком, уткнувшись лицом в подушку.

Вот, значит, как… Вот как, значит! Значит, там, в микрорайоне Мещерское озеро, который все нижегородцы для краткости называют просто Мещерой, живет та женщина, ради которой отец бросил семью. И там, значит, у него такая любовь, что он даже на гастроли с театром не поехал. Раньше такое представить было невозможно — чтобы он оставил свои драгоценные декорации и костюмы без присмотра! Каждое лето Саша с мамой навещали его то в Ульяновске, то в Казани, то в Астрахани, то в Екатеринбурге — словом, везде, где в это время гастролировал ТЮЗ. Но теперь… теперь все переменилось. Мир встал с ног на голову, и Сашка чувствовал себя так, словно свалился в какое-то нереальное гиперпространство и висит там, окруженный со всех сторон горем и обидой. Ну хоть бы что-нибудь случилось, что бы отвлекло его! Хоть что-нибудь… хоть ненадолго… Как жаль, что у Егора умерла тетя: из-за этого встреча с ребятами сорвалась, отвлечься нечем. Ну, тетю эту тоже жалко, конечно, хотя Саша ее никогда в жизни не видел, просто знал, что у Егора есть тетя, которая живет где-то на Верхне-Волжской набережной, в одном из этих красивых старинных домов…

Виски внезапно прострелило такой болью, что Саша вскрикнул. Даже в пот бросило! Боль почти сразу прошла, но от сквозняка, метавшегося между раскрытыми во всей квартире окнами, стало холодно до дрожи. Саша побрел в ванную и долго стоял под горячим душем. Потом съел кусок сыра с яблоком — греть кашу или жарить яичницу было неохота — и завалился на диван. Идти куда-то он не решался. Боялся, что не справится с собой: вскочит в маршрутку, которая идет на Мещеру. Боялся, что заявится туда и будет там шляться по улицам в надежде увидеть отца!