Книга Свои, родные, наши! - Елена Арсеньева

– Мама, – вдруг жалобно спросила Кира, – кто это – Герман Арефьев?

Лиля не успела ответить. Вернее, не знала, что отвечать…

– А это актер такой, – перебила ее Катя. – Красавчик. Я в него даже влюблена была. Только куда уж мне! Лилия Михайловна из-под носа увела! Вот такая она у тебя, а ты ее и не знала? – зло рассмеялась она в лицо Кире.

– Замолчи! – Та с ненавистью толкнула Катю на стул.

– Так, девочки, прекратите, – быстро сказала Лиля, испугавшись, что они сейчас вцепятся друг другу в волосы и начнется отвратительная драка. Кира была очень вспыльчива, надо ее поскорей успокоить.

Однако не успела – дочь выскочила вон из кабинета.

– Отдай письмо! – потребовала Лиля, но Катя забилась в угол, пряча конверт за спиной:

– Не отдам!

Ну не драться же и Лиле с ней! Да и поздно… Поздно! Можно не сомневаться, что Катя все расскажет Родиону.

В самом деле, в этом можно было не сомневаться! И пока Лиля пыталась успокоить Киру, которая заперлась в ванной и наотрез отказывалась слушать мать (та умоляла открыть, уверяя: ты, мол, все поймешь, я все объясню… но разве можно понять маму, которая изменяла отцу с каким-то артистом?!), Катя ринулась к автобусной остановке.

Скоро она уже была в городе и прямиком побежала в исполком. Ворвалась в кабинет отца, хотя там шло совещание, и еле удержалась, чтобы не выпалить новость во всеуслышание. Но пришлось ждать, пока народ разойдется.

И вот, наконец, Катя вручила злополучное письмо отцу и с наслаждением наблюдала, как каменеет его лицо, когда он читает эти строки:

«Здравствуй, моя любимая Лилечка! Больше шести лет прошло, но я помню все до мелочей: твою улыбку, глаза, черточки… Все бы отдал, чтобы еще раз тебя увидеть. Жаль, что это невозможно. Люблю тебя и нашу дочь. Если захочешь меня услышать, то это вполне реально: каждый вечер на «Русском радио» после 24.00».

Ах, как же была Катя счастлива! Как довольна! Как радостно блестели ее глаза, когда она выпалила:

– Я тебе еще когда говорила, что надо Лильку из дома выгнать. А то притворяется заботливой мачехой, а на самом деле гуляет, врет. Аришка-то не твоя оказалась!

К ее несказанному изумлению, отец ответил резко:

– Это мне решать, кто моя, а кто нет! А теперь пошла вон!

– И это вместо спасибо! – обиженно пробурчала Катя и вышла, бросив презрительное: – Чао!

Где ей было знать, что Родион сейчас самыми страшными словами клянет тот час, когда его старшая дочь заявилась однажды в его дом… а заодно и тот миг, когда она обнаружила злополучное письмо.

Но теперь обратной дороги не было. Теперь не сделаешь вид, что ничего не произошло. Теперь никакая любовь к Лиле – безрассудная, безоглядная, всепоглощающая и всепрощающая – не поможет со временем забыть то, что произошло, спустить все на тормозах, понять, простить.

Нет! Катерина не отстанет. Она ненавидит Лилю так люто, что, наверное, убила бы ее собственными руками, если бы могла сделать это безнаказанно. Катя будет подзуживать, подкусывать, подъедать, разжигать ревность Родиона, она будет раздувать пожар скандала до тех пор, пока он не сожжет все здание семейного благополучия, которое еще недавно – еще вчера! – казалось Родиону таким прочным, таким устойчивым…

Он достал из сейфа бутылку и начал пить даже не рюмку за рюмкой, а стакан за стаканом.

Наконец он поджег письмо Германа и бросил его в пепельницу. Эх, если бы так же просто было возможно уничтожить все случившееся!

Родион ненавидел сейчас дочь – и себя тоже ненавидел. Ненавидел за то, что даже теперь готов простить… Пусть не сразу, но простить. Даже и теперь, если бы Лиля покаялась, сказала бы, что это письмо для нее ничего не значит, а радио она слушала просто так, ну, из любопытства, что ли, – даже и теперь он, конечно, закатил бы несколько скандалов, но в конце концов позволил бы этой буре утихнуть.

Значит, дочь сильней его? Собственная дочь – сильней, непримиримей? Она больше страдает за отца, чем сам он – за себя?

Раздался звонок. Родион снял трубку.

– Камышев слушает, – ответил он так официально, словно не догадывался, кто ему звонит.

– Ты все еще на работе? – спросила Лиля.

Родион расслабил узел галстука – вдруг душно стало. Как она может говорить ровно, спокойно, заботливо – будто ничего не случилось?! Или она убеждена, что буря уже пронеслась? Или она тоже считает Родиона добродушной тряпкой? Тоже презирает его?

Ну, нет… Она ошибается!

– Откуда Арефьев узнал, что Ариша – его дочь? – спросил он о том, что болело всего сильнее, что донимало непрестанно.

– Я ни слова ему не говорила! – уверяла Лиля. – Я потому про письмо тебе не говорила, что боялась, что ты рассердишься.

Так он и поверил!

– Я сегодня не приду! – с ненавистью выдохнул Родион в трубку.

– Родя, – робко позвала Лиля, но он уже бросил трубку.

Ему нужно было доказать себе, прежде всего себе, что он – не тряпка под ногами жены, которую она может то поднимать, то отбрасывать! Он должен был доказать себе, прежде всего себе, что сам решает, возвращаться ночевать домой – или ночевать в другом месте.

Телефон зазвонил снова – конечно, опять звонила Лиля, – но сейчас Родион вообще не взял трубку. Выпил еще, взял пальто и вышел из кабинета.

Он был пьян, но все же сел за руль. ГАИ все равно не остановит машину с таким номером, как у Родиона Камышева! Он – высшая городская власть, которой плевать на все порядки, установленные для каких-то там мелких сошек, одной из которых был и сам Родион – с десяток лет назад. Ну, хоть чего-то он добился за эти годы, хоть кто-то с ним считается, если не считается жена!

А там уж, куда он едет, его примут с распростертыми объятиями, в этом Родион не сомневался!

Спустя час он был около одной из хрущевок, выстроенных в окраинном микрорайоне областного центра. Поднялся на пятый этаж, поднял руку к звонку.

Здесь жила Наташа. Та самая, которая однажды так откровенно и так жадно забралась к нему в постель. В последний раз Родион был у нее лет пять назад, не меньше. С тех пор, как родилась Аришка, с тех пор, как Родион вернулся к жене, он порвал всякую связь с этой хорошенькой «комсомольской давалкой». Он ведь не был потаскуном по натуре… Вернее, был раньше – до тех пор, пока не влюбился в Лилю. Встречи с Наташей в те давние времена не столько тешили его плоть, сколько помогали убедить самого себя в том, что ему все, абсолютно все безразлично, что он вполне может обойтись и без Лили, и без ее любви. Именно за этим он снова пришел к Наташе – чтобы убедить себя…

Родион нажал на кнопку звонка.

Наташа открыла – и изумленно уставилась на него. Немедленно вспомнилось, как Родион бросил ее, как перестал приходить, как она искала с ним встреч, даже на приемы записывалась, а он передавал через секретаршу, что не примет. Вспомнила, с каким выражением секретарша Родиона передавала ей это известие… с каким всепонимающим, осуждающим выражением! Наташа злилась, плакала, обижалась, бегала за Родионом – потом перестала. У нее было немало любовников среди обкомовской номенклатуры – от них она слышала, что Камышев живет в семье, воспитывает трех дочерей, слывет примерным семьянином.