Книга Филипп Август - Жерар Сивери

Новость распространилась по королевству и за его пределами. Во Франции, вне королевского домена, епископ Лизьё и совет городской общины Тулузы выразили свое удовлетворение. Один правитель в империи, который был также и хронистом, Бодуэн Авенский, и зарубежный поэт Рига не преминули отметить в своих сочинениях рождение королевского наследника. Это рождение решительно положило конец затянувшейся политической интриге как во Франции, так и в соседних землях по поводу возможной кандидатуры будущего короля и устранило угрозу возникновения династического кризиса, который не замедлил бы возбудить в среде феодальной знати яростные амбиции, чреватые тяжелыми конфликтами[11].

На следующий день после своего рождения, в воскресенье 22 августа, младенец был крещен в часовне Сен-Мишель де ла Плас, расположенной за пределами ограды королевского дворца, который, будучи еще весьма скромным, включал в себя лишь донжон, королевскую резиденцию, построенную в период правления Людовика VI (1108—1137), а также две замковые часовни. Первая часовня относилась к донжону, а вторую Людовик VII велел возвести в 1154 году в честь Богоматери возле королевских апартаментов.

Итак, епископ Парижский, Морис де Сюлли, крестил юного принца в часовне Сен-Мишель, также построенной по приказу Людовика VII. Согласно обычаю, Филипп получил сразу несколько крестных отцов и матерей. Крестных матерей было три: Констанция, сестра короля, жена графа Тулузского, отвергнутая им, и две вдовы-парижанки, чьих имен история не сохранила. Крестными отцами были настоятели аббатств Сен-Жермен-де-Пре, Сен-Виктор и Сент-Женевьев, а также Филипп Эльзасский, граф Фландрский, относящийся к кровным родственникам короля. В тот момент все полагали, что королевский сын получает имя в честь своего крестного отца Филиппа, и хронист-поэт Муске еще напишет в начале XIII столетия: «Граф Филипп, лев Фландрии, дал ему свое имя и обещал ему великий почет». Между тем после ссоры, возникшей в 1184 году между графом Фландрским и его крестным сыном, ближе к 1186 году стали утверждать, что имя Филипп было дано в память о старшем брате Людовика VII, умершем в 1131 году, или же в память об одном из предков-Капетингов, Филиппе I, который был королем Франции в 1060—1108 годах. Хотя Ригор и Вильгельм Бретонец благоразумно хранят молчание по этому поводу, нельзя не заметить, что противники графа Фландрского, желая подорвать его престиж, не упускали из виду ни одной сколько-нибудь существенной детали[12].

Согласно обычаю и стандартным формулировкам писателей той эпохи, Филипп получил надлежащее образование и был воспитан в страхе Божьем. Однако мы не знаем, где именно юный принц проходил свое обучение, тогда как относительно Людовика VI и Людовика VII известно, что они брали уроки в монастырской школе Сен-Дени, одного из крупнейших парижских аббатств. Эта неопределенность не должна удивлять. Действительно, по мере того как в городах получали распространение школы каноников, монастыри сворачивали свои образовательные программы, начиная с тех своих школ, которые прежде были открыты для детей, не предуготованнных к монастырской жизни. Можно поэтому предположить, что с Филиппа берет начало обычай воспитывать наследных принцев с помощью особых наставников, которые обучали их письму, чтению и счету, а затем давали им основные элементы общей культуры, следуя образовательному стандарту литературного тривиума (грамматика, риторика, или искусство сочинять речи и письма, диалектика, или искусство умозаключений) и научного квадривиума (арифметика, геометрия, музыка и астрономия). Выходит, будущий король не изучал географии своего королевства и разных других земель, известных в то время? Он не знал истории своей страны и истории христианства? Не стоит тревожиться по этому поводу, ибо программа семи свободных искусств подразумевала активный метод обучения. Овладение навыками грамматики, риторики и диалектики зависело от непосредственного знакомства с текстами писателей античности, первых веков христианства и Вульгаты (латинского перевода Библии). Профессора не ограничивались простым чтением, но заостряли внимание на фрагментах, где описывались разные страны, области, история того или иного народа, дабы их объяснять, комментировать и тем самым сообщать некоторое количество полезных сведений будущему королю.

Какую пользу извлек из такого обучения юный король? Его хулители, не колеблясь, называли его невежественным, тогда как сторонники отзывались о нем как о человеке, который предпочитал лишь серьезное чтение. Эти оценки противоречат друг другу только на первый взгляд. Филипп никогда не увлекался модными веяниями времени, рискуя, согласно критериями аристократического общества, попасть в разряд необразованных людей. Куртуазная литература не увлекала его: он не читал даже рыцарских романов, которые были одним из самых заметных ее украшений. Тем не менее король разбирался во многих делах. Того, кто защитил и официально признал Парижский университет, никак нельзя обвинить в невежественности и противодействии наукам. Он имел к ним склонность. Те, кто обучал Филиппа или советовал ему, наверняка предупредили его, сколь опасно для короля пренебрегать силой, которую научные специалисты и писатели представляли в этом молодом, полном кипения мире, где демографический всплеск сопровождался расцветом школ. Его наставники могли при случае внушить ему, что добрые отношения между политиками и учеными никогда не бывают лишними. Разве семейный клан одного из канцлеров Людовика VI, Этьена де Гарланда, не прибавил себе почета благодаря покровительству, оказанному великому мыслителю Абеляру, который доказал преимущество логических умозаключений перед традиционными воззрениями, зыбкими и противоречивыми[13]? Короче говоря, никто не хотел сделать из Филиппа какого-то интеллектуала — он им никогда и не стал, что, впрочем, не было его жизненной задачей. Однако его живой ум позволил ему в подходящее время извлечь пользу из полученного обучения.

Нам неизвестны имена наставников, которые следили за его обучением, но зато мы знаем имя человека, ответственного за постижение им науки властного управления: Робер Клеман, воин, представитель небольшого феодально-рыцарского рода из Мез-ан-Гатинэ. Этот человек, сдержанный и осмотрительный, с умением участвовал в королевских делах. Согласно хронисту Роберу Осерскому, «он воспитывал и обучал» Филиппа с самого раннего возраста. По меньшей мере он заботливо следил за тем, чтобы его воспитанник обучился верховой езде. В возрасте четырнадцати лет Филипп уже мог гнать свою лошадь галопом и в то же время действовать копьем, как показала охота в Компьенском лесу. Кроме того, Робер Клеман отметился и в другой области обучения принца. Он объяснил ему некоторые из секретов управления, в частности, показал, как проходят эти скучные заседания курии, на которых даются отчеты, обсуждаются дела королевства, а иногда и вершится суд. Он приводил Филиппа и на импровизированные собрания, где король принимал совет от некоторых советников, если считал его полезным. Однако, чтобы научить юного принца королевскому ремеслу, недостаточно было лишь приводить его на эти собрания и совещания, — нужно было еще втолковать ему, какова их цель, показать, какими способами можно руководить людьми, извлекая пользу из их советов, способностей и соперничества. Робер Клеман на диво преуспел в этом, потратив много труда, чтобы сделать из Филиппа государственного мужа. Если Филипп, едва став королем, сразу показал себя способным политиком, не было ли в этом большой заслуги его воспитателя? Он, впрочем, всегда испытывал к Роберу Клеману глубокую признательность, которую распространил и на его линьяж[14].