Книга Ничья в любовной игре - Джоанна Рок

– У нас все хорошо. Тридцать семь недель – это в пределах нормы. В Сезаре было шесть фунтов четырнадцать унций.

Боль в груди утихла, напряжение спало, совершенно неожиданно уступив место нежности.

– Сезар, – повторил он, переместив взгляд на маленький сверток и крохотную беспокойную ножку.

– В честь твоего прадеда и моего…

– …деда, – закончил он за нее, прекрасно зная, что у них обоих в роду были мужчины с таким именем. Он помнил семейное дерево Дусе не хуже своего. Жан-Пьер часто гостил в их доме, когда встречался с Татьяной, пока его дед Леон не уволил Джека из техасских «Мустангов» после двух неудачных игровых сезонов.

Старая обида, о которой теперь придется забыть.

– Нашему сыну пять недель. Мы прилетели с Сен-Томаса два дня тому назад. С нами приехала его няня, Люсинда. Это она сидела с ним сегодня, пока я ездила к тебе.

– Можно взглянуть на него?

– Конечно. – Татьяна подняла малютку. – Вон там салфетка. – Она кивнула на сложенный в несколько раз кусок белой ткани рядом с ней на диванчике. – Накрыть плечо, если хочешь…

Она замолчала, когда он взял ребенка, тут же успокоившегося в крепких, надежных руках отца. По меньшей мере половина «Гладиаторов» успела обзавестись детьми, и Жан-Пьер не раз возился с младенцами во время разных неофициальных мероприятий, но держать своего…

– У него глаза Рейно. – Они были карими с зелеными крапинками. Крохотные ручки прятались в рукавах распашонки, цвет кожи у него был хороший – розовый, здоровый. Мягкие темные волосики стояли торчком, будто он только что побывал в аэродинамической трубе.

– В прошлом году я была только с тобой, больше ни с кем, – проговорила Татьяна, склоняясь к малышу. Ее черные кудри легли на плечо Жан-Пьера. – Он твой.

– Нет вопросов. – В этом он не сомневался. То, что она скрыла от него свою беременность, его очень сильно расстроило, и все же он знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать: эта женщина крайне разборчива в своих связях.

– Его нужно докормить. – Она потянулась к ребенку.

Он беспрекословно вернул ей младенца и, не сводя взгляда, наблюдал за тем, как она снимает платье с плеча, пристраивает мальчика к полной груди и помогает ему взять в ротик темно-розовый сосок.

– Ты такая… – Красивая, подумалось ему, но вслух он этого почему-то не произнес. – Такая спокойная. Обращаешься с ним так непринужденно.

– Я провела с ним много времени. – Она прикусила губу, видимо догадавшись, что эти слова могут больно ранить его. Когда она повернулась к нему, в ее глазах блестели слезы. – Никто не предупредил меня, насколько все это эмоционально. – Она коснулась трясущейся рукой сначала одного глаза, потом другого. – Я знаю, что гормоны беременности способны сделать из женщины размазню, но я действительно чувствую себя совершенно иначе после его рождения. Ты ведь знаешь, я не из тех людей, кто делает опрометчивые замечания перед прессой, и все же сегодня я так нервничала по поводу того, что я должна буду увидеться с тобой и все тебе рассказать, что не придала своему комментарию никакого значения.

– Я прекрасно помню свой пубертатный период и знаю: гормоны – это страшная сила.

Она невесело усмехнулась:

– Я зарабатываю себе на жизнь рационализмом. Логикой. У меня такое чувство, будто мне полностью сменили программное обеспечение.

Она махнула рукой в сторону журнального столика – открытая пачка памперсов, какие-то баночки, стопка салфеток. Беспорядка не было, но для женщины, которая привыкла представать перед миром в идеальном образе, эта сцена, возможно, граничила с хаосом.

Она очень нервничала, боялась ему признаться. И его вина в этом тоже есть, учитывая то, как он ушел от нее прошлой зимой.

– А ты помнишь, как прыгнул со второго этажа в ваш бассейн? Я была тогда на твоем заднем дворе и все видела. – Улыбка преобразила ее лицо. Она перевела взгляд на малыша.

И у Жан-Пьера тут же перехватило дыхание. Неудивительно, что сегодня вечером она так хорошо выглядела. Ее окутывает золотое сияние молодой матери.

– Незначительное растяжение – небольшая цена за серьезное повышение статуса, которое я получил из-за этого прыжка.

Ему было нужно, чтобы она улыбалась. Расслабилась. Доверилась ему.

Потому что он начал строить планы с того самого мгновения, как узнал о том, какой невероятно огромный секрет она скрывала.

– И все же я думаю, что буду прислушиваться к своему разуму, даже будучи под влиянием гормонов.

– Справедливо. Но поскольку ты женщина рассудительная, я полагаю, что согласишься со мной по поводу повестки дня. – Он коснулся сгиба ее руки. – Нужно рассказать нашим родным.

Она посмотрела ему в глаза, и он увидел в них огонь.

Она была красивой женщиной. Умной, трудолюбивой женщиной. И их неодолимо тянуло друг к другу.

– Но первым делом мы должны пожениться.

Слышать, как мужчина, по которому ты когда-то сходила с ума, предлагает тебе фиктивный брак, хотя ты его больше не волнуешь, – настоящая пытка.

Господи, как ей оставаться спокойной и неуязвимой, когда у нее на руках их ребенок. Она была обнажена во всех смыслах этого слова и всего лишь на миг позволила себе окунуться в тепло сидящего рядом Жан-Пьера, радуясь вместе с ним этому маленькому чуду.

Татьяна осторожно положила малыша на плечо и поправила платье, пряча грудь. Потом потрепала сына по спинке и немного успокоилась, предаваясь нехитрым материнским радостям. Ей нужно быть сильной ради Сезара, невзирая на то что равнодушное предложение Жан-Пьера всколыхнуло в ней старые чувства.

– В последний раз, когда мы с тобой виделись, ты выразился вполне определенно, заявив, что наша ночь была ошибкой и это больше никогда не повторится. – Хвала Богу, ее голос даже не дрогнул, когда она это произнесла. Она выпрямилась и посмотрела на Жан-Пьера. – Давай не будем обманывать себя глупыми мыслями о том, что можно перейти от враждебности к браку, не важно, каковы наши цели и насколько хладнокровно мы будем их преследовать. Может, ты суперстратег футбола, но Сезар и я – не мячики, которые перемещаются по полю по твоему желанию.

Жан-Пьер выгнул бровь:

– Насколько я понимаю, ты ответила мне отказом?

С трудом сглотнув, она кивнула и повторила его слова:

– Определенно да.

– Тогда я не стану сдаваться и спрошу еще раз.

– А я не стану этого терпеть и выгоню тебя вон, если ты не будешь уважать моих желаний, – категорично заявила она, моля Бога о том, чтобы Жан-Пьер не включил свое обаяние, перед которым она никогда не могла устоять. Решимости у нее и без того было маловато.

– Ладно, пусть будет так. Пока. Потому что я очень хочу остаться. Можно мне подержать его? – спросил Жан-Пьер, уже забирая у нее Сезара. – Ты, наверное, очень устала.